Капитан Шопот

Сама поняла, что сказала глупость, и покраснела от неловкости. Но Шопот сделал вид, что не расслышал ее.

— Была у меня жена. Увлеклась романтикой моей профессии, была в восторге от всего: и от одинокой заставы в горах (я служил тогда в Туркмении), и от простого, словно у первобытных пастухов, быта, и от постоянной напряженности, в которой пребывали все на заставе и которая коснулась даже ее... Все складывалось так прекрасно, что-то необычное было в наших взаимоотношениях, а потом... Она просто не выдержала напряжения... Даже не знаю, как точнее определить ее внутреннее состояние. Одним словом, когда меня перевели на Чукотку, она уехала к матери в Симферополь, и за три года я видел ее всего лишь на протяжении двух месяцев, а точнее — семидесяти дней...

— Здесь хочется петь, — неожиданно сказала она, когда они перебрались через поток и пошли в гору по склону между буками, которые стояли по колено в золотисто-красных опавших листьях, торжественно темнели своими круглыми стройными стволами среди золотой красноты листьев и голубой прозрачности неба.

— Такое желание возникает у каждого, кто впервые попадает в эти горы, — сказал он с грустью.

— Я здесь родилась и выросла, — сказала она и побежала вперед, игриво наклонилась, разгребла обеими руками целый вал шуршащих листьев, вдохнула их удивительный запах — запах ее детства.

Шопот шел следом за нею и ощущал, как у него словно бы подкашиваются ноги. Глупое ощущение! Буки, буки, буки — удивительно прозрачный лес, где ничто не может спрятаться; пронизывающие потоки осеннего воздуха среди колонн-стволов столетних горных красавцев буков, мальчишечья легкость в душе и ожидание счастья в сердце.

Все осталось позади: белая застава в березовой рощице, шумливый поток с каменными порожками для форели, зеленый мох и пожелтевшие травы по берегам потока. Теперь перед ними без конца и края поднимался буковый лес. Они казались совершенно маленькими рядом с гигантскими деревьями, но верилось: чем дальше будут идти в глубь этого невероятно прозрачного леса, тем заметнее будут расти, пока не достигнут верхушек деревьев и не прикоснутся к тому самому небу, о котором мечтает все живое на земле.

Богдана зашла далеко-далеко, она, видимо, забыла о своем спутнике, брела в море буковых листьев, время от времени поднимала руки вверх, словно молилась, издалека казалась удивительно тонкой, почти нереально прозрачной, будто сотканной из дымки, а когда Шопот ускорил шаг и приблизился к ней, то снова будто бритвой резануло его по сердцу: так похожа была Богдана на Галю Правду.

Богдана обернулась к капитану, и ему показалось, что она вовсе не похожа на Галю, даже отдаленного сходства нет в чертах ее лица. Но вот она, улыбнувшись ему, скрылась за толстым буком, и он снова задохнулся от старого воспоминания: так двигаться, так наклонять спину и шею умела только Галя.

Заставлял себя думать об одном из своих товарищей — Володе Слюсаренко, но мысли невольно возвращались к той, которая заманивала его дальше и дальше в лес, он шел следом за нею так, будто все эти годы только и делал, что ловил взглядом узкую спину, белую высокую шею, развеявшиеся легкие волосы, и маленькие руки, и стройные ноги, которые так уверенно и легко ступали по листьям.

— Подождите, Богдана! — крикнул он внезапно. — Я хочу сказать вам что-то очень важное!

Она остановилась, качнулась в одну сторону, потом в другую, и деревья тоже качнулись, и земля качнулась — весь мир покачнулся перед глазами Шопота.

И там, среди этих буков, словно среди мистических темных свечей, он сказал ей нечто совершенно бессмысленное и смешное, хотя и старался, чтобы прозвучало оно подобно какому-нибудь ритуальному таинству:

— Вы не имеете права уезжать отсюда.

Приказывал или умолял?

— А еще что? — спросила она и засмеялась и, обняв руками бук, пробежала вокруг него, и листья под ее ногами зашуршали так странно, что он даже вздрогнул.

— Вы не можете уехать отсюда, — произнес упрямо.

— Почему же?

Она выглянула из-за бука, стараясь и дальше играть роль девчонки-проказницы, а у самой в голосе улавливалась уже встревоженность.

— Почему? — спросила снова и еще раз хотела было пробежать вокруг бука, но, вероятно, не решилась и осталась там, с той стороны темного дерева, и он видел лишь кончики ее платочка и руки, которые крепко держались за гладенький ствол. Преодолел в себе искушение схватить эти руки в свои, схватить, чтобы никогда уже больше не выпустить, сказал мрачно:

— Представьте себе, что какой-то человек... один мужчина... не может без вас жить...

— Разве это означает, что я тоже не могу без того... без того мужчины?

— Раз он не может без вас, то и вы не можете без него, — он почти шептал. Она молчала. Не знала, что ему ответить. Не решалась даже выглянуть из-за бука. Почему-то мелькнула мысль, что в этот миг он похож на давнишнего Ростислава. Сухие глаза фанатика и плотно стиснутый рот человека, который привык добиваться своего. Все мужчины, наверное, такие. В конце концов, все на свете одинаково и свет одинаков.