Капитан Сорви-голова

— Подойди ближе, — хрипло прорычал солдат с сильным ирландским акцентом.

Сорви-голова несказанно обрадовался.

Время шло, а более счастливого случая нельзя было и желать. Ведь ирландцы, эти самые храбрые солдаты Соединенного королевства, славятся в то же время как самые одержимые и закоренелые пьяницы.

Жан знал, что на английских постах всегда двое часовых. Но также хорошо знал он и то, что с помощью двух бутылок виски даже от двух Пэдди можно добиться решительно всего.

Шатающейся походкой пьяного Сорви-голова направился к стрелковому окопчику, держа в каждой руке по раскупоренной бутылке.

Потом, протянув часовым бутылки и отрыгнув пьяной икотой, он произнес:

— Вот и я!.. Говорю тебе; я и есть это самое виски.

— Арра!.. Арра!.. Бегора!.. — сказал один ирландец. — Ты говоришь ну прямо как по книге! Бьюсь об заклад, что ты лучший солдат армии ее величества…

— За твое здоровье, братишка! — произнес другой Пэдди.

Сорви-голова достал третью бутылку, чокнулся ею с ирландцами и заплетающимся языком, но стараясь придать голосу как можно больше любезности, ответил:

— За ваше, друзья!

Ирландцы, запрокинув головы, пили, не отрываясь от бутылок.

Одним-единственным глотком каждый пэдди опоражнивал сразу полбутылки. От таких глотков можно, казалось бы, лопнуть, не сходя с места.

А виски было настоящий огонь, что твой купорос. Щеки обоих пьянчуг так и запылали. Проглотив каждый по полбутылке, они прищелкнули языками то ли от удовольствия, то ли в знак не вполне удовлетворенного желания:

— А ну-ка, еще по глоточку! Вот так! Поехали… Готово. До дна!

Сорви-голова, притворяясь, что он мертвецки пьян, с каким-то урчаньем повалился на землю и захрапел. Ирландцы разразились смехом.

— Приятель-то, кажется, готов, — заметил один из них.

— А может быть, у него в бутылке осталась хоть капелька? — прибавил другой. — Пойти взглянуть, Солдат выполз из ямы и, нащупав в темноте капитана Сорви-голова, прижавшего к губам едва початую бутылку, осторожно отнял ее, вернулся в яму и одним глотком опустошил ее до половины.

— Добавочная порция, — сказал он, икая.

— И мне добавок, — потребовал второй и потянулся за бутылкой. Докончив ее, он произнес: — А знаешь, я бы тоже не прочь уснуть, как тот парень.

— Еще бы! Но ведь минут через десять придет смена, и тогда нас перестреляют, как зайцев.

«Через десять минут! — ужаснулся Сорви-голова, — Черт возьми, надо удирать!»

Он притворился, что просыпается, поднялся, качаясь из стороны в сторону, на ноги и принялся, бормоча и ругаясь, искать свою бутылку.

— Проклятье! Где же моя бутылочка? Убежала?.. Ах, каналья!.. Ведь я вижу, все вижу! Удрать хочешь?.. Нет, голубушка, не выйдет!.. Иди сюда, мошенница, а не то я сам тебя поймаю!.. Не хочешь?.. Ну погоди, сейчас я тебя догоню!.. Я человек, и тебе не уйти от меня, безногая…

Так, спотыкаясь на каждом шагу, падая, снова поднимаясь, охая, ахая и ругаясь, он прошел мимо хохотавших до слез стрелков.

Погоня за бутылкой казалась им самой уморительной и забавной штукой, какая только могла зародиться в насквозь пропитанном алкоголем мозгу.

Оба Пэдди даже и не заметили, что неизвестный, которому они были обязаны угощением, уходит в противоположную английскому лагерю сторону. Не заметили они и того, что он не спотыкался уже и не пошатывался, что, по мере того как он удалялся, походка его становилась все более уверенной и быстрой.

Горизонт между тем светлел, окружающие предметы вырисовывались все отчетливее.

Почувствовав себя вне опасности, Сорви-голова облегченно вздохнул и собрался было пуститься бегом, как вдруг за его спиной послышался топот скачущего галопом коня.

— Who goes there? — окликнул его резкий голос. Едва сдержав готовое сорваться с языка проклятие, Жан снова притворился пьяным и, пошатываясь из стороны в сторону, достал последнюю бутылку.

На полном скаку возле него остановился всадник. Конный патруль. Улан!

— Что ты тут делаешь, парень? — угрожающе спросил он.

— Выпиваю и гуляю… гуляю и выпиваю. Если и тебе охота выпить, дам… На вот, пей! Я не жадный.

Увидав невооруженного пьянчужку, улан улыбнулся, отставил пику, потянулся за бутылкой и припал к ней губами.

Пока он тянул виски, Сорви-голова ухватил левой рукой под уздцы его коня, а правой полез в карман своего доломана.

Улан — не то что ирландцы. Его ублаженный алкоголем желудок не знает чувства благодарности. Изрядно глотнув и не выпуская из рук бутылки, он продолжал допрос:

— Что-то слишком далеко от лагеря ты прогуливаешься.

— Как ты сказал, как? — притворяясь ошарашенным его словами, ответил Сорви-голова. — Он далеко, этот… как его… ах да, лагерь!.. Смешно, правда? Лагерь — и вдруг далеко… Да мне, в сущности, наплевать. Я — парень не из робких! А для смельчаков расстояний не существует.

— Брось свои штучки и следуй за мной, — строго сказал улан, в душу которого закралось подозрение.

— А вот не пойду! Я в отпуску. Где мне нравится, там и гуляю.

— Мне приказано убивать на месте всякого, кто попытается выйти за пределы лагеря или войти в него. Повинуйся, не то заколю!