Капитан Сорвиголова

Англичане — их было шестьдесят человек, — потеряв треть своего состава и предполагая, что за молокососами следует другой, более сильный неприятельский отряд, повернули коней и бросились наутек к своим аванпостам. Однако на полдороге они снова наткнулись на молокососов — тех, чьи пони пронеслись сквозь вражеский эскадрон. Сорванцы, успев перестроиться, опять напали на них.

Не было спасения от этих одержимых! Окружив противника, они под угрозой расстрела в упор потребовали сдаться. И англичанам ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Потери англичан — тридцать убитых и раненых и почти столько же пленных, которых молокососы повели торжественно к своему генералу. Потери молокососов — трое убитых и шестеро раненых бойцов и десять искалеченных лошадей. Вот это война!..

Сражавшийся с неистовой отвагой Фанфан, обладавший кроме воинских талантов и красивым голосом, по пути в лагерь затянул громко песенку Фанфана-Тюльпана[34]. Его товарищи французы хором подхватили ее, остальные подпевали вполголоса.

Песня была дьявольски живой и веселой.

— Великолепно! — воскликнул восхищенный ею Жан Грандье. — Это ты ее сочинил, Фанфан?.. Теперь она станет гимном молокососов!

— Нашим боевым маршем! Отлично, хозяин, с этой песней ты будешь вести нас от одной победы к другой!.. О, простите! Я и позабыл, что вы мой хозяин и благодетель.

— Слушай, Фанфан, ты просто злишь меня своими бесконечными «хозяин» да «благодетель»! Хватит! Все здесь просто товарищи, солдаты, только что получившие боевое крещение. Отныне мы в обязательном порядке будем обращаться друг к другу на «ты», таков мой приказ.

Когда отважные сорванцы привели к генералу пленных, он горячо поздравил юнцов. До сих пор почти не замечавший молокососов, бур никак не мог прийти в себя от изумления. И действительно, рядом с английскими кавалеристами — гигантского роста богатырями — юнцы на своих пони выглядели как мартышки верхом на собаках.

— Да ведь это же дети, Melkbaarden[35],— произнес Вильжуэн.

Папаша перевел его слова, и сорванцы воскликнули в один голос:

— Ну и что же! Молокососы, а дело сделали!

— Что же касается вас, — продолжал генерал, обращаясь к Жану, — должен признаться, вы сманеврировали, как настоящий Temmer van wilde paarden. Но будьте осторожны: во второй раз это может кончиться не столь удачно.

Папаша, дойдя до тяжелой, как булыжник, фразы генерала «Temmer van wilde paarden», что означает дословно «укротитель диких лошадей», сумел точно и метко перевести ее чисто французским выражением «сорвиголова».

— Сорвиголова? Подходит! Как раз по мне. К тому же меня и в Клондайке так звали.

— Да здравствует капитан Сорвиголова! — воскликнул Фанфан.

Молокососы доказали, что способны на более серьезные дела, чем конвоирование обозов, и их зачислили в качестве разведчиков в диверсионный отряд генерала Вильжуэна. На этой нелегкой службе они проявляли поистине удивительную ловкость, энергию и выносливость.

Однажды Сорвиголова, словно задавшись целью оправдать свое многообещающее прозвище, находился в разведке на левом берегу реки Тугелы, где на каждом шагу его подстерегала смертельная опасность. Не желая подвергать своих товарищей риску, он решил действовать в одиночку. Неожиданно его приметили английские кавалеристы, скрывавшиеся за каким-то холмиком, и, выскочив из-за укрытия, прижали к воде.

Сорвиголова, положившись на своего пони, заставил животное одним прыжком броситься в реку. Англичане, не отважившись последовать за ним, открыли бешеную пальбу. По воде забарабанил град пуль, и просто чудо, что ни одна из них не задела беглеца. Но с пони что-то случилось: он забил судорожно ногами и пошел ко дну, увлекая за собой и всадника.

Оторвавшись от седла, Сорвиголова некоторое время держался под водой. Когда же высунул голову, чтобы глотнуть воздуха, она тотчас превратилась в мишень для англичан. И началась игра со смертью: Жан то скрывался под водой, то всплывал и в конце концов выбился из сил. Стало трудно дышать, одеревенели руки и ноги. Еще несколько секунд — и отважный юноша пошел бы ко дну.

Эту отчаянную борьбу увидел человек, стоявший на другом берегу. Не обращая внимания на пули англичан, направивших теперь свой огонь на него, смельчак бросился в воду и подхватил молокососа в то самое мгновение, когда Жан уже терял сознание. Одна из пуль задела плечо спасителя, но он, не обращая внимания на рану, оставлявшую кровавый след на воде, поплыл с удвоенным упорством и, сам почти лишившись чувств, вынес на берег юного командира разведчиков.

Неизвестный, спасший Жана с опасностью для собственной жизни, был не кто иной, как фермер Давид Поттер. Храбрец отнес юношу к себе на ферму, находившуюся в двух километрах от реки, и стал ухаживать за ним с отеческой заботливостью.

Надо ли говорить о том, какую благодарность испытывал молодой француз к своему спасителю! Выздоровев, он всякий раз, когда выдавалось свободное от службы время, приезжал на ферму пожать крестьянину мозолистую руку и отдохнуть несколько часов в тесном кругу его семьи.