Капитан Сорвиголова

Когда с разоружением было покончено и буры ясно осознали свой новый статус — положение военнопленных, мужественные люди, хотя и испытывали горечь поражения, ощутили спад нервного напряжения, как это всегда бывает после сильных душевных потрясений и длительных страданий, и стали понемногу приходить в себя. Они получили возможность пообчиститься, помыться, перевязать раны, поесть и, главное, поспать: бессонные ночи вконец изнурили их.

В лагере захватчиков царило бурное веселье. Сорок пять тысяч англичан торжествовали победу над четырьмя тысячами буров!

Сорвиголова, Фанфан и Поль с новыми приятелями, которые только что взяли их в плен, расселись в кружок на берегу Моддера, у палаток, где разместились канадские волонтеры. Было совсем неплохо: много пили, много ели и без устали болтали. Жан, откликнувшись на просьбу капитана Жюно, с таким жаром и так интересно рассказал о своих приключениях, что привел слушателей в дикий восторг.

Но около часа ночи мощный храп начал сотрясать палатки канадцев. И наконец в компании троих молокососов остался один лишь Франсуа Жюно. Наклонившись к уху Жана, он чуть слышно прошептал:

— У самой реки стоят три бурских пони, оседланные и со всей амуницией… Сейчас я пойду в палатку. И когда усну, — ну, понимаете, захраплю, — проберитесь к лошадкам, осторожно спуститесь с ними в воду и, держа их под уздцы, переправьтесь на тот берег. Там вы будете в безопасности. Вы оплакивали свою свободу, и я, ваш друг, хочу вернуть ее вам.

— Франсуа, дорогой, но нас же могут расстрелять! — с замиранием сердца возразил Сорвиголова.

— Черта с два! Плевать я хотел на них! Ведь по крови-то я все-таки француз… Ну как, согласны?

— Конечно!

— В добрый час! Увидите часовых, не беспокойтесь — они отвернутся, если им прикажут стрелять — промахнутся, а если отправят в погоню за вами — поскользнутся и упадут. А теперь, друг мой, прощайте!

— О Франсуа, как вы великодушны!

— Тсс!.. Ни слова больше! Вашу руку — и в путь, французы из Франции!

Крепко обняв Жана, капитан Жюно проскользнул в свою палатку, а трое молодых людей пошли к берегу, где их ожидали оседланные пони. Следуя совету канадца, сорванцы вошли в реку и, ухватившись за уздечки бурских лошадок, тихо поплыли по течению.

ГЛАВА 9

Опасная переправа. — Водоворот. — Горькая утрата. — Вдвоем на коне. — В Питерсбурге. — Англичане. — Осечка. — Капитан Рассел. — Пленники. — Приготовления к казни. — Возвращение пропавшего. — В Блумфонтейн.

Всплески воды выдали присутствие молокососов и лошадей. Открылась пальба, но, как и предупреждал капитан, вреда она не причинила. Тем не менее свист пуль, вздымавших вокруг смельчаков бурунчики, действовал отнюдь не ободряюще, а минутами вызывал подлинную тревогу. К тому же река была очень широка, течение ее — стремительно, а ночь черным-черна.

В довершение всего, на самой середине Моддера юнцы попали в водоворот, который завертел и закружил их, швыряя из стороны в сторону, как щепки.

Жан почувствовал, что идет ко дну. Инстинктивно он еще крепче ухватился за узду своего пони, который, так же как и его новый хозяин, никак не мог выбраться из пучины и уже начал бить по воде передними копытами.

Жан и сам не понимал, как он вместе с лошадью вырвался из омута и очутился на противоположном берегу. Быстро придя в себя, юноша протер глаза и стал пристально вглядываться во тьму в надежде отыскать друзей. И прямо напротив обнаружил пловца, который явно был не в ладах с водной стихией: отчаянно барахтаясь, бедняга то выскакивал наверх, то вновь уходил вниз.

— Ты, Фанфан? — тихо спросил Сорвиголова.

— Буль… буль… буль…

— Смелей, Фанфан, я здесь!..

— Ап-чхи!.. Ап-чхи! Если Фанфан… то, очевидно, это я, хозяин.

— А Поль?.. Где ты, Поль?.. По-оль!..

До этого командир молокососов не беспокоился о подростке: подлинный сын своей страны, закалившийся к тому же в трудностях войны, юный бур обладал силой и находчивостью взрослого мужчины. Теперь же его отсутствие встревожило Жана. Сорвиголова все громче и громче звал товарища, невзирая на риск быть услышанным английскими часовыми на противоположном берегу.

В ответ — ни звука.

Когда Фанфан выбрался наконец из воды, Сорвиголова спросил:

— А где же твоя лошадка?

— На дне.

— Жаль… Поль!.. По-оль!.. — снова принялся кричать Жан, а Фанфан начал насвистывать марш молокососов.