Капитан Сорвиголова

– Осталось три минуты! – прервал его майор. – Вы понапрасну теряете время: приказы королевы и верховного командования в нашей армии исполняются беспрекословно.

– Не может быть, чтобы ваша королева приказала истреблять беззащитных людей! Она ведь тоже женщина и мать… Никогда еще я не склонялся перед человеком – только перед Богом, который и у нас, и у вас – один… А теперь умоляю на коленях: сжальтесь, сжальтесь над ними!..

С этими словами седобородый старец рухнул на колени, простирая к майору дрожащие руки. Из его незрячих глаз брызнули слезы. Несколько солдат, чьи сердца еще не совсем очерствели, отвернулись, но у остальных эта сцена вызвала только взрыв хохота.

Майор не произнес ни слова. Он неторопливо высвободил ногу из левого стремени, у которого по-прежнему стоял на коленях старик, и нанес ему страшный удар каблуком сапога в лицо.

Старый бур свалился рядом с тельцем мертвого младенца. Из рассеченных ударом губ и носа патриарха хлестала кровь.

Двор огласился негодующими воплями женщин:

– Проклятые палачи!.. Убийцы детей и стариков!..

А Колвилл смеялся, откидывая голову, полагая, видимо, что выкинул отменную шутку. Потом, снова взглянув на часы и небрежно вернув их в карман, он заметил:

– Четыре минуты уже истекли.

Минутой больше или меньше – для несчастных, которые знали, что все мгновенья их жизни сочтены, это уже не имело никакого значения.

Женщины вновь окружили улан. Бледные от негодования и ненависти, они стали поносить солдат, грозя им кулаками, некоторые даже порывались их бить.

Кавалеристы отвечали хохотом, площадными ругательствами и казарменными шуточками.

– Поднять коней! – внезапно гаркнул Колвилл.

– Гип-гип… урра-а! – заорали уланы, пришпоривая лошадей и одновременно удерживая их уздечками.

Выдрессированные животные лавиной обрушились на толпу сокрушенных горем женщин. Спустя минуту одни из них корчились в пыли, изувеченные стальными подковами разгоряченных коней, другие метались по двору, стараясь спасти кричащих от ужаса детей.

– Пики к бою!.. Колоть!.. – скомандовал Колвилл, обнажая саблю. – А ну-ка, парни, подколите-ка всех этих свиноматок вместе с их поросятами! Будет о чем вспомнить!

Повинуясь преступному приказу, уланы взяли пики наперевес и бросились на женщин с гиканьем и криками:

– Урра-а!.. Подколем свиней!..

В это время к старому буру вернулось сознание. Он с трудом поднялся. Колени его подкашивались, лицо и грудь были залиты кровью. Собрав остаток сил, старец, уже слабеющим голосом, бросил убийцам:

– Будьте вы прокляты, презренные тру́сы, умеющие воевать только с детьми и женщинами!..

В этот момент он очутился перед майором Колвиллом, который разворачивал коня, выбирая очередную жертву. Сабля майора взлетела, и тяжелый клинок, посланный тренированной рукой, со свистом обрушился на череп старца, раскроив его до самого рта.

– Проклятье! Ну и ручища же у вас, майор! – восхитился старший лейтенант, оказавшийся рядом с Колвиллом.

– Да и клинок не из худших, – отозвался Колвилл, польщенный похвалой.

Кавалеристы продолжали преследовать исколотых пиками женщин. Кровь, от которой хмелеют сильнее, чем от вина, туманила их рассудок и толкала на новые зверства. Одной из первых упала мать-прародительница – в ее грудь одновременно вонзилось несколько отточенных наконечников. Белокурая девчушка, служившая поводырем старому буру, была буквально вздернута на пику сержантом.

Резким рывком убийца сбросил труп малышки на землю, где она продолжала биться в предсмертных муках.

Наконец все было кончено. Тела мертвых и умирающих женщин и детей были разбросаны по всему двору. Кони то и дело спотыкались о них, повсюду дымились лужи крови.

Вложив саблю в ножны, майор Колвилл приказал сигнальщику трубить сбор.

Уланы выстроились повзводно и замерли в ожидании приказа.

– А теперь, парни, – обратился к ним майор, – позабавьтесь фейерверком. Подожгите-ка все эти лачуги!

Убийство, потом поджог… Именно так и поступают вконец озверевшие бандиты. Здесь, на отдаленной ферме, англичане чувствовали себя настолько безнаказанными, что даже не выставили дозорных. Весь эскадрон столпился во дворе, желая принять участие в новой забаве.

– Ура! Да здравствует наш майор!.. – заорал сержант.

– Действуйте, парни, действуйте!..

Мощный ружейный залп прервал его речь. Майор Колвилл подпрыгнул в седле, покачнулся и рухнул с коня, ударившись головой о землю. Каска его покатилась в сторону.

За первым залпом прогремел второй, вслед за ним третий.

Опытное солдатское ухо тотчас распознало в этом убийственном огне мастерство отборных стрелков. Уланы похолодели от ужаса.

Их строй, на глазах редевший от града пуль, мгновенно распался. Беснующиеся кони сбрасывали с себя всадников. Охваченные ужасом, уланы попытались обратиться в бегство, но было поздно: над стеной фермы показался длинный ряд стволов, и молодой, полный гнева и ненависти голос прокричал:

– Ни один мерзавец не должен уйти отсюда! Огонь!..