Капитан Сорвиголова

Это опасное и утомительное восхождение длилось три с половиной часа. На рассвете передовые английские караулы подняли тревогу.

Измученные и задыхавшиеся от усталости буры сгрудились за выступом земли, чтобы передохнуть, прежде чем ринуться на штурм оборонительной линии.

Отличительная черта этой операции — наступление, и притом один из труднейших его видов — ночная атака. Ни громких команд, ни криков «ура», ни театральных эффектов. Только винтовки с полными магазинами, примкнутые штыки да пронзительный свисток, означающий «Вперед!».

О, какие же храбрецы! Какой стремительный порыв! Откуда такая горячность у этих бесспорно отважных, но обычно спокойных буров, характеру которых противно всякое бравирование опасностью!

Между бурами и первой английской траншеей, плотно набитой солдатами, простиралась открытая местность. Бойцы генерала Бота бесстрашно устремились на врага, хотя бурская военная школа и не учила их наступательному бою.

— Да здравствует свобода! — Эти магические слова рвались у них прямо из сердца, преисполненного горячим патриотизмом, и часто переходили в предсмертный хрип.

Буров встретил убийственный ружейный залп. Пушки грохотали без перерыва, поливая их шрапнелью и лиддитовыми снарядами. Скошена была уже половина отряда. Но и тяжело раненные буры собирали последние силы для ответного огня. Даже те, кому уже не суждено было вырваться из объятий смерти, судорожно хватали ружья и, спустив курок, тут же умирали с возгласом: «Да здравствует свобода!» К ним смело можно было отнести слова, сказанные о русских одним из наших знаменитых генералов: «Для того чтобы вывести из строя русского солдата, нужны две пули: одна — чтобы повалить его, другая — чтобы убить»[113].

Наступил все же момент, когда буры дрогнули. И это заметил Жан. Они с Фанфаном сражались в первых рядах, и лишь чудом никто из них не получил еще ни единой царапины: война всегда чревата неожиданностями.

— Вперед! Вперед! От этих пуль не умирают!.. — крикнул Сорвиголова, бросаясь на неприятеля.

— Вперед! — вторил бесстрашный Гаврош, ни на шаг не отстававший от друга.

Как раз в эту минуту вступили в действие резервные отряды буров. Они только что вскарабкались на другие валы и с ходу пошли на штурм английских позиций. Загремела артиллерия генерала Бота. Пушки Круппа и орудия Крезо извергали на английские траншеи убийственный град стальных снарядов, беспрерывно трещали станковые пулеметы «максим».

Теперь и дублинские[114] стрелки, защищавшие английские передовые укрепления, стали нести тяжелые потери. Их ряды буквально таяли, и скоро положение ирландцев стало совсем безнадежным. Из пятисот защитников триста уже выбыли из строя, а оставшиеся в живых были окружены. Ничего не поделаешь — приходилось сдаваться!

Английский капитан с раздробленным левым плечом размахивал белым платком, нацепленным на кончик сабли.

— Руки вверх! — приказали Сорвиголова, Фанфан и несколько буров, первыми спрыгнувшие во вражескую траншею.

Англичане побросали оружие, подняли руки и сдались на милость победителя. Их немедленно отправили вниз, в бурский лагерь.

Трудно переоценить значение этого первого успеха, купленного столь дорогою ценой. Но то было лишь начало, поскольку предстояло еще отвоевать остальные позиции.

На помощь англичанам подошел генерал Вуд с двумя пехотными полками, представлявшими собой отборные английские войска. Солдаты храбро ринулись в штыки под водительством своего отважного командира.

Сорвиголова прицелился в генерала и уже собирался было нажать спусковой крючок, как вдруг вздрогнул и отвел винтовку: он узнал того самого англичанина, который некогда избавил его от злейшей и оскорбительной пытки под названием «охота на кабана». Разумеется, это враг. Но честный и благородный! И в душе юного француза никогда не умирало чувство благодарности к своему спасителю.

Жану хотелось как-нибудь помочь ему, укрыть от пуль. Он отлично понимал, что Вуда сейчас убьют, и думал о том, как было бы хорошо взять его в плен, избавить от всех опасностей войны, окружить заслуженным вниманием.

Бюргеры стреляли, пользуясь мельчайшим прикрытием, причем каждый из них целился в заранее намеченную жертву. Их огонь косил ряды англичан. Протяжные, тоскливые стоны на несколько мгновений заглушили пальбу.

Предпринятая англичанами контратака захлебнулась. Солдаты отступали, невзирая на просьбы, угрозы и даже удары своих офицеров. Вуд пал одним из первых. Сорвиголова бросился к тому месту, где он свалился, и отыскал генерала среди мертвых и раненых. Высвободив его из-под трупов, бледного, окровавленного и еле дышавшего, Жан воскликнул:

— Это не я, генерал! О нет, не я! Клянусь!

Сорвиголова расстегнул раненому мундир, поднял рубашку и увидел по обеим сторонам груди круглые синеватые отверстия с дрожавшими на них каплями крови. Фанфан, подскочив к другу, помог ему осторожно усадить генерала. С первого же взгляда молокососам стало ясно, что раны смертельны. Да и сам Вуд, казалось, не питал никаких иллюзий относительно своего состояния.