Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля

– Ну, довольно вам тешиться игрой в кулачки и пустой болтовней! – перебил Метюб, сгоравший от нетерпения вернуться в крепость со своими пленниками. – Несите эту женщину на галеру и заприте ее там, раненых тащите в наше больничное помещение, а остальных бросьте в трюм. Драться тут больше нечего: и так уже все в наших руках.

– Вот вам и манера, с какой турки выражают свою благодарность благородным людям, пощадившим их жизнь! – кричал дедушка Стаке. – Я ведь говорил, что следовало бы их всех отправить к акулам на завтрак, а меня не послушали. Вот теперь…

– Ты что там бормочешь, старик? – прервал его Метюб, немного понимавший далматское наречие. – Кем это ты собирался угостить акул?

– Да теми негодяями, которые находились у нас в плену и которых мы совсем напрасно пощадили.

– Какие же это у вас могут быть «пленники»?.. Ах да, уж не наши ли матросы шиабеки? – вдруг догадался он.

– Разумеется, они, – вызывающе отвечал старый моряк.

– Так они еще живы и целы у вас?

– Живехоньки и целехоньки, что им сделается!

– Ну, в таком случае и мы поступим с вами милосердно: не станем надевать на вас кандалов и цепей.

– Живее поворачивайтесь! – продолжал он, обращаясь к своим людям. – Пора и в обратный путь. Ветер как раз изменил направление и посвежел…

– Раненый здесь только один, и я требую, чтобы его перенесли мои люди! – властным голосом заявила герцогиня.

– Это можно, – ответил Метюб. – Думаю, что из-за этого не выйдет никаких недоразумений… Эй, вы, передайте раненого здешним людям! – крикнул он тем из своих солдат, которые уже вынесли виконта на палубу.

Солдаты послушно опустили носилки, которые мгновенно были подхвачены Николой и тремя греками. Бедный молодой человек, и без того уже истощенный пиявками и всевозможными лишениями, перенесенными им в плену у жестокой Гараджии, все еще не приходил в себя, несмотря на все старания Николы, немного знакомого с приемами подачи первой помощи раненым. Кровь, текшую у него из раны, греку удалось остановить, но более ничего сделать он не смог. Лежа с закрытыми глазами, бледный и неподвижный, раненый не подавал почти никаких признаков жизни.

Приблизившаяся к нему невеста была также очень бледна, но в ее глазах не было ни одной слезинки, они горели сухим, лихорадочным блеском.

Нежно приподняв обеими руками голову раненого, она прижалась губами к его бледному лбу и прошептала:

– Прощай, мой дорогой храбрец! Элеонора отомстила за тебя.

Откинувшись затем назад, она сделала грекам знак, что можно нести виконта на галеру, потом и сама вместе с прочими пленниками турок отправилась за носилками и, окруженная турецкими солдатами, безбоязненно перешла по мостику на галеру. Распорядившись освобождением экипажа шиабеки из их заключения, Метюб поспешил обратно на свое судно.

– Раненого отнести в больничную каюту, – повторил он там свое приказание. – А ты, синьора, – обратился он к герцогине, – пожалуй за мной.

– Отчего ты не хочешь оставить меня при раненом? – спросила она. – Это мой жених, и я обязана…

– На этот счет я не имею приказаний, – ответил капитан. – Вот когда прибудем в Гуссиф, тогда будет видно. Может быть, комендантесса и разрешит тебе это, а я самовольно не могу.

– Так позволь мне, по крайней мере, навестить его хоть раз до захода солнца и до входа твоего судна в залив.

– Это, пожалуй, можно, хотя ты этого и не заслуживаешь… Но, несмотря на то что ты так презрительно обошлась со мной при моих людях, я уважаю тебя за твою смелость и храбрость. Не могу же я забыть, что ты победила не только меня, считавшегося до тебя непобедимым, но даже самого Дамасского Льва, первого бойца нашей сухопутной армии, как я был первым бойцом во флоте…

Герцогиня смотрела на него с удивлением, не ожидая встретить у этого столь сурового с виду турка хоть искру человеческого чувства.

– Да, синьора, – снова заговорил он, заметив ее взгляд, – я никогда не видывал такой храброй женщины, поэтому и почитаю тебя. Я люблю храбрость в мужчинах, она и должна быть им присуща по природе, но в женщине она прямо поражает меня.

– Рада слышать это, Метюб, – просто ответила Элеонора.

– Так ты позволяешь мне навестить моего жениха?

– Да, вечером, как сама ты просила.

– И позволишь мне ухаживать за ним?

– Согласен и на это, синьора, но только с одним условием…

– С каким же?

– Чтобы ты научила меня тому особенному приему, которым ты одержала надо мной верх на поединке. Я только потом догадался, что это был какой-то прием, которому можно научиться лишь в чужих землях, у самых искусных мастеров фехтовального искусства. Так научишь, синьора? – почти с мольбой повторил он свою просьбу.

– Пожалуй, когда будет удобно… А ты не можешь ли сказать мне, что думает Гараджия сделать со мной?

– Не могу, синьора, потому что сам не знаю этого. Никогда нельзя угадать, что она сделает через минуту, она не похожа на обыкновенных людей, о которых наперед знаешь, на что они способны… Однако что же мы все стоим тут и разговариваем? – спохватился капитан. – Следуй за мной, синьора, в назначенное тебе помещение, а потом я пойду распоряжусь взять на буксир твой галиот.