Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля

– Ну, еще одно последнее усилие, и мы будем спасены, – говорил на бегу старый далмат, ни на шаг не отстававший от своих молодых спутников. – Только бы нам добраться до переднего дома, а там мы покажем этим нехристям, чего мы стоим…

Дом, о котором он говорил, был когда-то харчевней и оказался настолько вместителен, что весь отряд свободно мог в нем расположиться. Ни в этом доме, ни в остальных рядом с ним не было ни одной живой души. В харчевне были выбиты все окна и была разрушена ядрами крыша, но стены остались невредимы и могли служить беглецам хорошим убежищем.

– Здесь отлично можно устроить защиту, – сказал Перпиньяно, быстро оглядев при помощи зажженной смолистой ветви помещение харчевни. – Вы, синьора, станьте вместе с дедушкой Стаке, Симоном и Эль-Кадуром у этого окна, а я с четырьмя греками займу вот это.

Отряд разделился так, как посоветовал лейтенант. Турки уже подбегали к селению с громкими криками:

– Смерть гяурам! Сожжем их живьем, если они будут сопротивляться!.. Велик Аллах и Магомет пророк его!

Благодаря тому, что старый далмат и Перпиньяно похитили у своих преследователей часть оружия, выбрав к тому же самое лучшее, у тех дело в этом отношении обстояло хуже, чем у беглецов. Но турки могли взять перевес своей численностью. Увидев при блеске звезд выставленные из окон харчевни сверкающие дула мушкетов, турки, по отданной Метюбом шепотом команде, бросились на землю и стали ползком, как змеи, пробираться к харчевне, надеясь таким образом остаться незамеченными и захватить беглецов врасплох.

Но христиане, жизнь которых в этот момент была поставлена на карту, не дремали, и их меткие пули сразу уложили на месте нескольких турок, раньше других поднявшихся было на ноги. Обозленный этой встречей, весь отряд преследователей поднялся на ноги и дал ответный залп. С обеих сторон началась отчаянная перестрелка, длившаяся более получаса и причинившая большой урон только осаждавшим, которым некуда было укрыться, между тем как из осажденных, находившихся за стенами, никто не пострадал.

Герцогиня, к которой вполне вернулись все те удивительные свойства, которые ставили ее в один ряд с лучшими воинами, храбро отразила нападение десятка турок, хотевших ворваться хотя и в запертую, но легко поддавшуюся их дружному напору дверь.

Уже начинало светать, когда турки решили взять харчевню приступом. Метюб решил лучше уложить половину своих людей, чем признать себя побежденным горстью беглецов и дать им возможность ускользнуть из его рук. Догадавшись об этом, герцогиня крикнула:

– Друзья! Настала решительная минута. Молите Бога помочь нам… Зарядов у нас больше нет, остались только сабли и…

– Ничего, синьора, – вступился дедушка Стаке, ни на мгновение не поддавшийся унынию, – мы пустим в ход приклады наших ружей и немало пробьем ими турецких черепов, когда они сунутся нам под руку… Не робейте, друзья! Бог за нас!

Перпиньяно бросился вместе с греками навстречу напиравшим на крыльцо туркам и вступил с ними в рукопашную схватку. Герцогиня готовилась, в свою очередь, дать им мужественный отпор, как вдруг в одно из оставшихся без защиты окон вскочил человек и крикнул:

– Герцогиня, я явился напомнить вам данное мне слово!

– Лащинский! – вскричала герцогиня, в ужасе отступая перед ним. – Данное мной вам слово?.. Давала его не я, а голос необходимости…

– Это все равно, – возразил поляк, протягивая руку, чтобы схватить девушку. – Хочешь не хочешь, а будешь моей!

– Капитан! – послышался голос Метюба, тоже пробравшегося в окно. – Брось свою красавицу на руки ожидающих ее под окном людей и следуй сам за ней, а я пока займусь вот этими. Несколько выстрелов – и они все будут в своем аду.

Но хвастливый турок жестоко ошибался: не так легко было покончить с этой горстью храбрецов, хотя в окно успело проскочить еще несколько из его людей и беглецы, таким образом, должны были биться на два фронта.

Герцогиня отчаянно защищалась от поляка, который хотел один, без помощи других, овладеть ею и только отражал ее удары саблей, не нападая сам на нее. Он рассчитывал, что ему удастся ее обезоружить и взять в плен.

Эль-Кадур, Перпиньяно и старый далмат были оттеснены от герцогини и не могли ей помочь, сражаясь с напиравшими на них со стороны входа врагами. Но мужественная молодая венецианка и одна справилась с польским медведем. Пользуясь тем, что он остался один с ней лицом к лицу, желая во что бы то ни стало одержать над ней победу собственной силой и этим смыть с себя позор своего поражения в поединке под стенами осажденной Фамагусты, поляк старался обезоружить ее, но она ловким маневром прижала его в угол и сильным ударом шпаги проколола ему горло насквозь.

– Умри, предатель! – вскричала она. – Если бы победа осталась на твоей стороне, ты взял бы меня только мертвой, а теперь умри сам, побежденный рукой капитана Темпесты!

– А, черт… Ну, теперь… все кончено! – прохрипел Лащинский, раскинув руки и тяжело падая к ее ногам.

Через минуту его не стало.