Капитан Трафальгар (сборник)

И капельмейстер удалился, немало гордясь тем, что сумел отстоять себя перед своим прямым начальником. Между тем как офицеры и начальство морского пехотного батальона проводили таким образом в тесном семейном кругу время между утренними и вечерними занятиями, самая горячая работа шла на большом транспортном пассажирском судне «Юнона», стоявшем на якоре против здания интендантства.

Уже в продолжение целых пяти дней весь экипаж «Юноны», при содействии целого отряда туземных кули, или, иначе говоря, носильщиков, работал без устали, набивая углем пустые угольные камеры, запасая топливо и провиант, а затем, когда это было окончено, пришлось заняться генеральной чисткой палубы, деков, батарей, красить снова снаружи надводную часть судна, словом, принарядить судно для нового плавания.

Капитан Мокарю, командир «Юноны», старый и опытный моряк, знал лучше, чем кто-либо, все слабости и пороки матросов, которых любил, как родных детей. Он знал, что трем четвертям из них положительно невозможно вести себя как следует во время стоянки в каком-нибудь портовом городе, если у них есть хоть один грош в кармане, а потому у него было принято за правило, во-первых, заставлять свой экипаж работать день и ночь во все время пребывания судна на рейде, и, во-вторых, уплачивать им жалование за истекшие месяцы не ранее, как накануне или за день до отплытия.

Задержать раздачу жалованья еще на один день было бы жестоко, так как все эти добрые родственники, отцы, мужья, сыновья и братья лишены были бы возможности отправить своим близким на родину кое-какие посылочки. А на «Юноне» таких добрых родственников, отцов, сыновей, братьев и мужей было больше, чем на каком-либо другом французском судне.

Но вот великий день Святой Уплаты, как говорят в гражданских учреждениях, или Святого Доминика, как говорят во флоте, настал! Рано утром казначей судна сел на шлюпку с Домиником, то есть громадным, окованным железом сундуком, или ящиком, чтобы получить от казначея необходимые фонды для обратного плавания.

Судовой казначей был красивый молодой человек, принаряженный и припомаженный, по фамилии господин Жильбер. Спустя час он вернулся обратно.

— Доминик!… Доминик прибыл! — разнеслась повсюду от грот-марселя и до трюма эта радостная весть, и экипаж приветствовал веселыми криками и прибаутками прибытие желанного денежного ящика.

Особенно шумно и громогласно выражал свою радость по этому поводу Комберусс, марсовый матрос, по выговору которого сразу можно было догадаться, что он уроженец Марселя, точно так же, как и его подручный, матрос Барбедетт.

— Держи крепче, старина!… Гляди, не упусти! — кричал Комберусс седовласому матросу с целым рядом нашивок и шевронов, заведывавшему поднятием денежного ящика на палубу. — Смотри, соблюдай всякую осторожность! не утопите Доминика, миллион проклятий!… Подсоби, братец!… Ну, вот! тяни дружнее! Уф! вот и дома!… честь имею кланяться вашей милости, господин Доминик!… Прибыли в добром здравии?… Никаких аварий в боках?

Все эти шуточки и прибауточки приветствовались дружными взрывами смеха со стороны остальных присутствующих, но, очевидно, были не по вкусу старшине шлюпки, Керадеку, старому бретонцу, низкому, коренастому и угрюмому, который принимал все эти слова как личные обиды, нанесенные ему.

— Лучше бы ты поменьше языком чесал, да побольше руки к работе прикладывал! — резко пробормотал он.

— Эге, дядюшка ворчун заговорил! верно, дождь будет! — весело засмеялся ему в ответ Комберусс, нимало не смущаясь обращенным к нему упреком в лености, в сущности, совершенно незаслуженным.

— Почтеннейшая публика — продолжал он, — честь имею объявить вам, что представление сейчас начнется!… Господин Доминик намерен оставаться у себя. Торжественная драма в пяти действиях с удержанием эмеритального вычета и раздачей господам старшим в ротах и выдачей на руки господами капралами нашему брату, рядовому матросу, разнообразный дивертисмент для тех, кто получит разрешение съехать на берег, и финальный акт суток в трюме для тех, которые погрешат против соблюдения благоразумия и умеренности в удовольствиях!…

— Паша!… Закрой свой клапан, глупый кашалот!…

И вдруг, точно по мановению волшебного жезла, воцарилась полнейшая тишина.

Паша (таково было прозвище капитана Мокарю) действительно появился на палубе в этот момент.

— Вот теперь как раз время обратиться к нему с твоей просьбой, мальчуган! — сказал Керадек молодому юнге с белым и румяным лицом, слегка поддав ему коленцем в виде дружественного подбадривания.