«Как просто — полиция не тронет девку, купленную звёздным... Впрочем, смеяться тут нечему. От берега я пробирался двое суток — и не видел ничего, ну абсолютно
— И много ты стоишь?
— Двести
Форт вычислил — тиот означает одну четырёхсотую ота, от по обменному курсу — 2,08 федеральных басса, год ТуаТоу — 320 суток; итого цена парню 333 басса в год. Ну ещё наест и износит бассов на пятьсот-шестьсот, значит, минимум до тысячи. В год! да последняя официантка в Сэнтрал-Сити меньше чем за 1200 не наймётся! И так туанцы, которых — всех! — федералы видят богачами, представляют себе богатство?.. Наверное, здесь вообще не знают, что такое настоящая зарплата.
— А напарница?
— Тоже.
«Не обижает он её. Что-то есть у них такое, общее».
— И конечно, бонусы, — лингвоук нашёл подходящее слово, но затем его вновь пробило на жаргон, — с хабара. А если вам державная династия не в зад упёрлась, то и подарочки по дням рожденья царственной семьи...
«Кто же писал программу лингвоука? — мучило Форта. — Не иначе, грамотный заключённый за двести тиот в сутки плюс баланда повышенной жирности...»
— Что ещё за подарочки?
— Эээ... — Шук забоялся, что хватил лишнего — или звёздный из ненавистников правящего Дома Гилаут. — Так, малясь конфет, малясь какой-нибудь одёжки... как полагается...
Форт бросил клик под ноги распяленному у стены кандидату в небожители.
— Вот задаток. Бери.
О-о! клик! вот щедрость отца!
Шук мигом сгрёб клик, повернул так, эдак — торцы гладкие, чистый клик, не меченый; на просвет видна голубая жилка, заряжен. Эх, от-счётчика нет, узнать, сколько отец отвалил! Обыкновенно, если повезёт добыть клик, стараешься скорее его с рук долой; даже скупщик не скажет, сколько в нём отов, а спросит: «Какие баны возьмёшь? на жратву — триста, на гульбу — полста, барахольных — полтораста», — и гадай потом, какой был заряд.
Нет, этого клика скупщику не видать.
Дал и Эну поглядеть — та не верила глазам. Но она первая спохватилась воздать отцу почести.
— Отныне мы ваши! — протянула руки и бух перед ним. — Отец, назовите нам свое прославленное имя!
Чужак помедлил, точно прицениваясь — стоят ли они брошенных отов.
— Зовите меня Форт.
Звёздные — р-говорящие, их слова и имена не прожуёшь.
— Отец Фойт! я, Шук, ваш верный слуга.
— Эну, ваша служанка.
— Принято, — отец подбросил пистолет ладонью, потом взял его в обе руки и
— Чтоб я таких вещей у вас больше не видел. За работу, детки.
— Я сейчас бегу к Толстому...
— ...а я с отцом останусь, если чего надо.
— Шу-ук, — Эну незаметно подёргала дружка за рукав, — дай мне клик.
— Зачем тебе?
— Козырну. Пусть знает!..
— Ну... на. Ты не очень там.
— Не учи.
Эну ветром полетела от Развалины с кликом в кулаке; сердце её рвалось наружу. Боль и страх последней недели, сковавшие её, словно цепью, исчезли, казалось, радость исцелила настрадавшееся тело. Держись, Толстый, сунешься ещё своей лапой!
Отец вроде не звал — а многоножка вошла, сняла поклажу; крышка у неё наверху отъехала назад, и показались тонкие щупальца. Разомкнув пояс, отец Фойт сбросил башмаки, спустил лохматые брюки — Шук для приличия отвёл глаза. Ну, чужак и чужак, значит, так у них заведено, что на людях раздеться не срам. Одно ясно, что Фойт — чужак отменно крепкий, если ему тьфу на хозяйские мины. Шандарахнуло — пыль столбом, а он целёхонек, только оглушило да ноги поцарапало. За таким не пропадешь.
— Пить хочешь? — спросил отец, навинчивая на щупальце головку со щипцами.
— Спасибо, отец, — Шук помахал рукой.
— Вода вон, в канистре. Очищенная.
— После попью, отец.
Многоножка струёй воздуха смела с пола остатки песка, разложила брюки и принялась щипцами соединять рваные края. Сожмёт — место цело, и так дальше.
Вроде всё улеглось и решилось, а Шук был взбудоражен, душа не на месте. Эну, крыса, упрыгала, хоть бы один «зонтик» оставила! Беспокойство не отпускало, и Шук вынул трубку «сладкого», прыснул в ноздрю пару раз.
— Что ты там нюхаешь?
— Так, волнуюсь, отец.
— Вон же вода, разведи...
— Что разведи? — до Шука не дошло.
— Эту шипучку вашу.