– Убивают друг друга, а я виноват, что на моем участке... Ну, ладно, поехали наши в Москве «голубых» гонять. Это на мне не сильно бы сказалось. Не по деревне с кольями гоняли. Наше начальство на это смотрит почти как ты с отцом Василием. А массовое убийство на моем участке – все, прощай повышение в звании! Если бы еще по горячим следам поймать кого-то... А так – все!
– А ты-то тут при чем? – сделал я вид, что не понимаю. – Следственный комитет пусть занимается. Для участкового слишком серьезный случай. Это тебе не пару галош украли...
– Все равно в одну кучу свалят, – вздохнул старший лейтенант и двинулся к калитке, в которую входила мама – его, кстати, бывшая учительница и, кажется, даже классный руководитель.
Поздоровавшись, они разошлись без расспросов. Вопрос в маминых глазах относился ко мне. Но я ничего говорить не стал, а просто прошел в дом. Мама двинулась следом за мной.
– Ты с отцом Василием не виделся? – спросила она.
– Издали. Поприветствовали друг друга. А ты виделась?
– Только что разговаривала.
– Знаешь уже, что произошло?
– Знаю. Неприятности. Думаю, если бы ты там был, все обошлось бы.
Она мне словно претензию высказывала, что я не принял участия в драке.
– Если бы я там был, все было бы гораздо хуже. Сдерживать я никого не стал бы, а в остальном...
– Что в остальном?
– Меня, мама, не учили драться.
– Не поняла...
– Меня учили убивать. И последствия могли бы быть более тяжелыми. В том числе и для ментов, которые батюшку и твоих мальчишек задерживали. Я не стал бы смотреть, как их в машину сажают...
Она, кажется, поняла и оценила. И от этого почувствовала себя не совсем уютно, постаравшись сразу перевести разговор на другую тему.
– И еще батюшка сказал, что рядом с деревней перебили каких-то полицейских с Кавказа.
Мама, как учительница, всегда старалась говорить правильно и терпеть не могла таких общеупотребимых сейчас выражений, как «менты». Когда я произнес это слово, она даже поморщилась.
– Да, Сазонов даже мой пистолет посмотрел. Проверил наличие патронов. Ментов расстреляли из пистолета такого же калибра.
– Тебя, надеюсь, он не подозревает?
– У него работа такая – всех подозревать. Для любого мента все люди – это только преступники, настоящие или потенциальные. Иначе они людей рассматривать не могут. Они даже на жертв преступлений так смотрят.
– Это ты перебарщиваешь. Толик всегда был хорошим мальчишкой.
– Он уже давно не мальчишка, а профессиональный мент, который расстраивается, что из-за этого четверного убийства, если не поймают убийцу или убийц, ему не дадут уже обещанного звания капитана. И потому готов обвинить любого. А я не перебарщиваю, я перестраховываюсь, потому что у меня и без вашего участкового своих проблем хватает.
Мама почувствовала мой тон.
– Что-то случилось?
– Случится вот-вот...
– Что?
– Ты сильно не расстраивайся, но завтра или послезавтра меня могут арестовать. Но это на несколько дней. Надолго мы не расстанемся.
– За что?
– За другое убийство. По подозрению...
Мама молча ждала продолжения и подробностей.
– На МКАДе перебили несколько молодых наглых чеченцев...
– Я считаю это нормальным, – сказала мама. – Слышала по радио про эту историю. Молодые наглецы получили достойный отпор, и все. Если бы их раньше так останавливали, у нас преступность была бы намного ниже. Ты какое отношение имеешь к этому делу?
– Это был я. Но моя вина недоказуема в принципе. Однако наши спецслужбы проводят сейчас операцию, и меня, грубо говоря, «подставят», чтобы выманить из норы настоящих убийц с Кавказа, профессиональных. Которые расправляются с офицерами спецназа.
– Зачем?
– Так надо, мама. Ты не переживай. Через несколько дней я выйду. Сегодня в Интернете будет выставлен материал с видеозаписью происшествия. Меня найдут и задержат, потом, видимо, арестуют. А потом отпустят за недоказанностью вины. Я не могу вводить тебя в подробный план операции. Ты, главное, не расстраивайся.
– Хорошо, – мама приняла сообщение удивительно спокойно. – Я ко всему готова. Ты только скажи мне, там, на МКАДе, был в действительности ты?
– Я...