Капитан Валар. Призовая охота

– Да пусть еще хоть неделю сидят. Только вот меня в неудобное положение ставят. Вроде бы и в гостях, а в дом не заходят... Как-то не по– человечески получается. А так – пусть хоть неделю, хоть две здесь будут. Мне это не мешает. Нужно – значит нужно.

– Они, возможно, до вечера просидят. Потом их снимут. Нужно маму подстраховать. Мне сейчас из госпиталя звонили; ругают, требуют, чтобы появился. Пока в СИЗО был, меня, понятно, в госпиталь не отпускали. Обещают сегодня в камеру, то бишь в палату, надолго запереть... Ничего, отболтаюсь. Вечером вернусь.

– С богом. Выздоравливай.

Отец Василий перекрестил меня благословляющим крестом. Это когда пальцы собираются не просто щепотью, как мне мама объяснила, а символическим изображением первых букв имени Иисуса Христа. Я, как и полагается, склонил голову и сложил ковшиком руки, чтобы принять благословение.

На этом и расстались.

Капитану Дуброву что-то долго объяснять вообще необходимости не было. Он понятливый, несмотря на то что не оперативник, а технарь.

– Понял. Буду ждать. Если сигнал от комплекса поступит раньше, я позвоню.

Раньше определенного времени сигнал поступить никак не мог, даже если бандиты будут ехать на машинах со спецсигналами. На шоссе Энтузиастов всегда такое движение, что и с мигалкой не пробьешься. Но на всякий случай я дал последнюю инструкцию:

– Если сигнал поступит до моего возвращения, покидаешь дом через окно в боковой стене, – я показал пальцем, как указкой, – и предупреждаешь капитана Сафронова.

– Понял, сделаю, – согласился Володя.

Наконец-то я добрался до своей машины. Соскучился по ней. Ворота открыл сам, оставив право закрывать их капитану Дуброву. И моментально поднял на улице громадное облако пыли. Не люблю обращать внимание на всякие выбоины и колдобины – вот такой уж я, и ничего со мной не поделаешь. Впрочем, гнал я недолго. В паре километров от деревни повернул на разбитый тракторными колесами «проселок», но по колее не поехал, потому что для моей машины она слишком глубокая, а примял траву сбоку, образуя новую дорогу. И так еще пару километров до соседней полузаброшенной деревни, где жил мой одноклассник и друг детства Батухан, как мы в школе звали Диму Батуханова. В деревне на сегодня осталось всего три жилых дома, да еще московские дачники затеяли несколько строек. А Батухан безвылазно сидел дома. Судьба у него такая: по пьянке перевернулся на тракторе, повредил позвоночник, стал инвалидом. Семья Диму бросила. Вот и остался он со старушкой-матерью коротать дни на свою и ее мизерные пенсии.

От покойного отца, по национальности бурята, Диме досталось широкое улыбчивое лицо. Такая улыбка запоминается навсегда. И именно улыбкой Дима меня встретил.

– Мне говорили, что ты приехал. Думал, заглянет или не заглянет?

– Заглянул. Батухан, но, ты уж извини, на минутку... – Я даже дышать старался чаще, чтобы показать, что тороплюсь. – Выручай. У меня, понимаешь, вопрос очень серьезный. Я у тебя машину на время оставлю? Вечером заберу, тогда и посидим, поговорим. Пока только могу попросить тебя. Если будут спрашивать – а спрашивать обязательно будут, – утром ты меня не видел, машину я у тебя не оставлял, а приехал к тебе только вечером. Понял?

– А кто будет спрашивать?

– Сазонов, скорее всего. Толик...

Батухан закивал:

– Теперь все понятно. Машиной кого-то сбил?

– Нет. Если бы я сбил, то человека не оставил бы, повез в больницу. У меня дела серьезнее. Намного серьезнее.

– Вроде тех, что здесь недавно были? Когда четверых ментов-кавказцев угрохали?

– Не просто вроде тех, а из тех... – разоткровенничался я, но я знал, на кого можно положиться. – Продолжение. И такое же крутое. Выручишь, старина?

– Выручу, что ж не выручить...

– А мать куда дел?

– В больнице она.

– А сам-то как?

– Соседи в магазин ходят, приносят, что нужно. Я же не ходок... Сегодня уже были, недавно ушли. Теперь только послезавтра. Ставь машину, никто не увидит.

– Ладно. Ставлю. Еще раз извини, спешу. До вечера...

* * *

Солнце с утра начало шпарить кипятком. Я даже пожалел, что не взял с собой головной убор. Металлические пластины в моей черепной коробке, похоже, сильно нагревались, и это было не совсем приятно. Чтобы охладить голову, я бежал через поле быстро, но ветра, к сожалению, не было, и оставалось надеяться на то, что за полем начнется лесок – там, в березняке, всегда прохладнее. Я давно уже не бегал на скорость. После госпиталя позволял себе пробежки, пусть и в хорошем темпе, но все же в свое удовольствие. А сейчас бежал как на соревнованиях на длинную дистанцию. Дыхания хватало вполне. Только в голове сильно стучало и жгло.