— В наших краях вы не умрете с голоду, — сказала тетя Мария. — Здесь есть молоко, картошка, каштаны. И в дровах недостатка нет… Что же касается вашей дочурки, то, если захотите, наш Жанно может время от времени заниматься с ней. Диктовка или задача — не так уж трудно… Надо будет прислать его к вам.
— Очень вам благодарна, — сказала госпожа Беллини. Торопливо и робко попрощавшись с нами, она исчезла в туманной мгле так же незаметно, как и появилась.
— Она какая-то странная! — заметил Бертран.
В его устах слово «странная», произнесенное с привычным раскатистым «р», звучало как «подозрительная».
— Ничего странного в ней нет, — возразила тетя Мария. — Она — мать и беспокоится о своем ребенке. Живут они одни в малознакомой деревне. С деньгами туговато. Отец, наверное, должен заработать и привезти. Но удастся ли ему?
В ту минуту, сам не зная почему, я подумал о господине Бенжамене. Должно быть, мысль об одиночестве и страх перед суровой зимой вызвали в моей памяти образ старика с седой бородкой. Он обещал нам написать, но почему-то письма все не было. Добрался ли он до племянницы? Оказался ли в кругу близких? Полученная от него открытка тревоги не внушала. Не писал он, вероятно, потому, что было не до того: всевозможные хлопоты, необходимость привести в порядок бумаги для предстоящего далекого путешествия… Куда он собирался уехать? Я был убежден, что куда-то за пределы Франции. Он это ясно дал понять. Господин Бенжамен мог бы перейти испанскую границу неподалеку от нашей деревни. Теперь я уже знал, что так можно сделать… Но он решил соединиться со своими родственниками. А у тех были свои планы. Может быть, уехать на пароходе? Раз он не писал, значит, ему нужно было уладить тысячу вещей. В наше время для самого пустячного дела требовались бесконечные заявления, анкеты…
Мне бросилось в глаза светлое пятно на стене кухни. Это была одна из картин господина Бенжамена: большой дуб тянулся к голубому небу. Мы повесили ее так, чтобы свет падал прямо из окна. Прекрасное дерево! Кряжистое, с крепкими корнями, могучими ветвями и густой листвой… Дуб этот существовал в действительности. Если пройти через ближний лес и направиться по тропинке, ведущей к горному хребту, сначала попадешь на поляну, затем извилистая стежка приведет тебя к уединенному дому, куда от нас примерно час ходьбы. В этом домике жил одинокий горец, пятидесятилетний папаша Фога. Дуб стоял неподалеку от его дома. Немного выше уже начинался еловый лес…
Бертран следил за моим взглядом.
— Какой красивый дуб, правда?
— Да, очень красивый, — сказал я. — Бедняга господин Бенжамен…
— Почему ты говоришь «бедняга»?
— Да так, сам не знаю почему.
В ноябре выпал первый снег. В одно прекрасное утро долина предстала пред нами во всем своем ослепительном великолепии. Но это был лишь первый сигнал грозной зимы. На склонах ранняя изморозь едва лишь прикрыла желтые лужайки, а легкие хлопья снега, похожие на белые цветы, не могли скрыть от глаз ни изгороди из самшита, ни деревья.
Когда поднялось солнце, все сразу засверкало. Я никогда не видел столько снега, такой искристой белизны…
Как всегда после первого снега, еще не было холодно. В горах царила удивительная тишина. По дороге в школу мы играли в снежки и бегали по извилистым дорожкам, по склонам, вдоль изгородей, на которых вырастали сказочные диадемы. Дома остался лишь один ученик из приготовишек.
— Это еще что! — сказал мне Бертран. — Снега пока совсем мало. Даже не пройдешь на лыжах. Почтальон может без труда подняться к нам.
В те времена почтальон был желанным гостем во многих семьях. Он приносил письма от попавших в плен мужей и отцов, вести от тех, кого война и оккупация забросили далеко от домашних очагов. Маленькое почтовое отделение находилось ниже деревни Кастера. В Кастера почтальон оставлял свой велосипед, а дальше добирался пешком. Мы часто встречали его, идущего размеренным шагом горца.
— Эй, ребята! — кричал он, усмехаясь в огромные седые усы. — Тише едешь, дальше будешь!
Казалось, он совсем не торопился, невозмутимо шагая вперед. Это был человек невысокого роста, круглолицый, напоминавший Санчо Пансу. Звали его Жан Лопес, родом он был из Валь д’Арана. Приходил почтальон в разное время, но ближе к полудню. Все зависело от погоды и от важности корреспонденции.
Около десяти часов утра моя мать и тетя Мария выходили на порог дома, а иногда даже пересекали двор и шли до того места, где дорога сворачивала к деревне. Сколько женщин делали то же самое, высматривая темную пелерину и кепи почтальона! А тот медленно поднимался в гору, опираясь на суковатую палку. Сбоку горбом торчала сумка, набитая письмами. Когда он нес письмо, вы сразу узнавали по его улыбке, по веселому помахиванию палкой. Каждому вирванцу хотелось залучить его к себе:
— Зайдите на минутку! Выпейте чего-нибудь…
— Я скоро вернусь.
— Зайди погреться, Жан! Ведь ты промок до нитки.
— Зайду на обратном пути. Подумайте о других!