Капитан Весна

За время пути мы сделали лишь несколько коротких остановок. Холод и сумрак не располагали к отдыху.

Лесной участок, принадлежащий Сиприену, находился очень высоко и был отделен от большого леса узкой ложбиной. Там дорога обрывалась. По правде сказать, это, скорее, была едва заметная тропинка.

Дальше тянулись горные луга с тощей растительностью, усеянные валунами и мелким камнем, постепенно поднимавшиеся к более обрывистым склонам.

Когда мы добрались до опушки елового леса, Сиприен протянул руку и сказал:

— Вот там, наверху, только скалы и снега. Там…

Он не закончил фразы. Без сомнения, он хотел сказать: там, наверху, проходит граница, там уже начинается другая страна…

Но я и сам уже чувствовал, что это другая страна. Пустынная, безмолвная. Страна без людей, куда, может быть, заходят лишь охотники да контрабандисты, люди таинственные и суровые.

— А там пасут скот? — спросил я.

— Нет, луга там небольшие и трава неважная. Пастбища находятся по другую сторону нашей деревни. А здесь страна дикая… Страна медведей и орлов, — добавил он смеясь.

— Медведей? — спросил я. — Неужели здесь можно встретить медведей?

— Конечно, — ответил дядя Сиприен, — в Пиренеях водятся медведи. В прошлом году убили одного у самой околицы Люшона. Но в этих местах их уже давно не видели. Когда холод заставляет медведя спуститься с гор, он ищет, где пасутся стада. А наши пастбища, как я тебе уже говорил, находятся по другую сторону деревни…

Вдруг Бертран поднял руку:

— Слышите?

Впереди простирались пустоши и нагромождения камней, за ними чернел еловый бор. Холодный ветер раскачивал верхушки деревьев.

Дядя Сиприен пожал плечами.

— Что-то хрустнуло, — сказал Бертран.

Я никого не видел и ничего не слышал, кроме лесного шума.

— Это ветер, — сказал дядя Сиприен. — Может быть, упала ветка… К лесу нужно привыкнуть. Иначе всегда будет мерещиться, что вблизи кто-то есть, что кто-то следит за тобой.

Но я увидел, что дядя сам стал прислушиваться и пытался уловить за деревьями подозрительный шорох.

* * *

Это был день тишины и, можно сказать, золотой осени. Гигантский свод бледной лазури высился над громадами гор. В прозрачном воздухе отчетливо вырисовывались выступы скал и темная хвоя елей. Сухой, бодрящий холод нас не страшил.

Мы распрягли коров и позавтракали, а потом дядя Сиприен повел нас на свой участок.

Делал он все спокойно. Заранее приготовленных дров было вполне достаточно, чтобы нагрузить сани. Расчистка леса тоже не заняла много времени. Ели росли не скученно: между ними можно было пройти без труда.

По правде говоря, мне казалось, что дядя Сиприен пришел с нами сюда не столько ради дров, сколько ради того, чтобы насладиться утренней тишиной в горах, вкусить бодрящие запахи холодного ветра и древесной смолы. Позднее я подумал, что дядя решил проверить, все ли благополучно в этом лесу, и разведать дороги, ведущие к горным хребтам…

Он показывал нам источники и ручейки, а когда мы проходили по опушке леса, глаза его устремились к границе. Думал ли он о господине Бенжамене, который мог бы этой дорогой бежать из Франции, чтобы спастись от преследований фашистов? А может быть, его мысли были о других людях, которые могли бы укрыться в этих пустынных местах?

В обратный путь мы пустились задолго до захода солнца. Коровы медленно тянули нагруженные сани. Наши руки, черные от смолы, покрылись пылью. Аромат, исходивший от елей, одурманил нас. Мы почти не разговаривали, любуясь чудесным зрелищем, открывшимся нашим взорам. Заходящее солнце словно накладывало позолоту на туманную завесу серебристых сумерек.

Когда мы снова поравнялись с домом папаши Фога, я невольно взглянул на Бертрана и понял, что мой двоюродный брат тоже охвачен любопытством и тревогой.

За изгородью теперь не слышно было даже собачьего лая. Старый дом с рассевшейся каменной кладкой, ссутулившись, стоял у дороги и казался совсем вымершим, покинутым давным-давно.

И все же я не мог отделаться от чувства, что за нами кто-то следит. Мне казалось, что во мраке, постепенно окутавшем местность, из какого-то тайника или щели в ставне, а может быть, из-за стены дома на нас устремлены невидимые зоркие глаза.

Когда мы вернулись к себе, ночь уже вступила в свои права. Все волнения остались позади. Мы устали и проголодались, но твердо знали, что нас ждут вкусный суп и тепло домашнего очага. Коровы давно почуяли, что приближаются к стойлу, и ускорили шаг.

В доме нас, видимо, услыхали. Открылась дверь. Раздались голоса матери и тети Марии. Свет из кухни продолговатым пятном упал на землю.

— А у нас гости! — сказал дядя Сиприен.

Я различил тонкую и хрупкую фигурку Изабеллы, а рядом с ней другую фигуру, сухую и высокую. Это был ее отец. Значит, Альфред Беллини все-таки вернулся.

Наш пес радостно залаял и помчался к Изабелле, а девочка принялась его ласкать. Беллини нагнулся и тоже стал гладить собаку.

Едва переступив порог кухни, я понял, что этот вечер какой-то необычный. Пока мы отсутствовали, случилось что-то важное…

Когда мама прижала меня к себе, я почувствовал, что руки ее дрожат.

Глава шестая ГОСПОДИН ПЬЕР