Капитан Весна

Наступила пора сенокоса. Я уже не был таким неумелым учеником, как в прошлом году. Длинная изогнутая коса, которой так трудно было орудовать, когда я впервые взял ее в руки, теперь ходила легко и уверенно. Косить было тяжело: ведь в Вирване редко попадались ровные, поросшие травой участки. Чаще приходилось косить на довольно крутых склонах, стараясь не ударять косой о сланцевые жилы, чтоб не зазубривалось лезвие.

Мы уходили на рассвете с косой на плече, привесив к поясу оловянную фляжку с водой для смачивания оселка. Изабелла сопровождала нас, неся большие грабли, изготовленные из гибкого дерева. Девочка перестала дичиться. Дочка Фредо больше не была такой худой и слабенькой, как в первые дни пребывания в нашей деревне; она пела и плясала возле нас, всегда готовая и поиграть и потрудиться. Ее лукавые глазенки блестели на миловидном загорелом лице. Изабелла стала хорошей пастушкой. По вечерам она помогала тете Марии доить коров. В дни занятий девочка ходила с деревенскими ребятишками в школу господина Дорена.

В моих воспоминаниях об этих мрачных годах Изабелла запечатлелась как прелестный живой огонек юности и надежды. Вот она склонилась с книжкой в руке над нашим грубым, выщербленным столом и прилежно готовит уроки. Ее тонкие пальчики терпеливо водят пером по бумаге.

Вот Изабелла идет в школу. За последнее время она очень выросла. Ее изящная, легкая фигурка скользит под весенней листвой. Когда она спускается по каменистым тропам, красный бант в ее черных волосах похож на горный цветок, качающийся в неясном утреннем свете.

А вот она резвится и поет со своими подружками.

Дыша чистым воздухом горных лугов, Изабелла окрепла. Она ловко кувыркается на свежем сене. Она хочет научить нас всем своим трюкам, но у нас нет ее гибкости и натренированных упражнением мускулов. Мы горные жители, привыкшие к тяжелому труду погонщиков скота, лесорубов, каменотесов. При виде моего неудачного сальто Изабелла звонко смеется. В ее смехе звенит серебро и хрусталь. Смех девочки улетает в светлую лазурь. Он парит на сверкающих крыльях, он сольется с чистым звоном колокола или наковальни, с песней ручейков и маленьких водопадов.

Под нами цветущая долина. На яблоневые сады и молочного цвета потоки как бы наброшены трепещущие радужные гирлянды. Далеко, очень далеко и все же так близко, что, кажется, до них можно дотянуться рукой, громоздятся глубокие снега. Их белые пласты в сиреневых и лазурных прожилках нависли над неподвижными лесами.

Изабелла полюбила наш край и жалела бы, если бы ей пришлось покинуть его. Длинный Фредо отказался от мысли найти работу в цирке или мюзик-холле. Не стало цирков, не стало мюзик-холлов. Поэтому он обосновался в Вирване, и, только познакомившись с ним ближе, мы должным образом оценили его и прониклись к нему уважением. Жена Фредо шила нам и соседям, помогала по хозяйству то одним, то другим, она зарабатывала немного, но, кроме денег, получала за свой труд корзины овощей и фруктов. Семья Беллини жила без особой нужды.

Мы были бы очень огорчены, если бы пришлось расстаться с ласковой Изабеллой, девочкой с точеными пальчиками и черными кудрями, которая, как крошечная фея, носилась по горным склонам.

Шли дни. Жара усиливалась. Однажды вечером в нашем доме собрались люди, скрывавшиеся от немцев. В течение недели они приходили один за другим. Некоторые спокойно прибыли в автобусе, другие пробирались по склону над долиной, останавливаясь в разных деревушках, прежде чем достигали Вирвана. Кое-кто ночью бесшумно приезжал на велосипеде.

Вначале казалось, что их очень много, и они напоминали мне осторожных муравьев, упорно ползущих во мраке со всех уголков страны. На самом же деле их было не более двадцати человек, и они разместились в нескольких домах Вирвана. Как-то ночью все пришли к нам, и мы проводили их в партизанский лагерь.

* * *

Поднимались привычным путем. Дядя Сиприен возглавлял, а господин Дорен замыкал колонну. Фредо на двух мулах вез вещевые мешки и чемоданы партизан. Бертран, я и три соседа-горца шли по бокам: мы следили, не появятся ли какие-нибудь подозрительные люди. Была чудесная июньская ночь, и в небе стояла полная луна. Впрочем, мы предпочли бы обойтись без луны, так как ее призрачный свет совсем некстати заливал окрестные горы. Мириады насекомых жужжали в воздухе. Ветер стих. Мы шли в ногу с дядей Сиприеном медленным, размеренным шагом, не произнося ни слова. Ничто не нарушало тишины, лишь иногда скатывался по склону камушек, поскрипывала подошва, задевшая за скалистый уступ, с глухим шумом срывался вниз ком земли. Молчаливые тени продолжали свой путь.

Часть этих людей прибыла из района Тулузы. Они объяснялись на сочном, раскатистом говоре гароннских равнин. Другие приехали из Парижа. Среди них оказалось четверо испанцев и один португалец, которые отказались поехать на работу в Германию и хотели сражаться за французскую землю.