Капитан Виноградов

Дагутин выключил свет — и пространство вокруг сразу же стало чужим, предметы утратили вечную свою однозначность и простоту. Зыбко расплавились в проникающих с улицы бликах — скамейки, мешки, макивара, даже ринг, опоясанный белыми стрелами новых канатов.

Все изменилось, и только запах остался прежним — густой и привычный запах боксерского клуба.

Дагутин щелкнул замком, отсекая себя от зала. Крикнул через плечо:

— Эй, давай — поторапливайся!

Не дождавшись ответа, прошел в тренерскую.

— Отработал? — Светлый, почти белобрысый мужчина, похожий одновременно на Ван Дамма и майора Знаменского, сидел у столика, аккуратно прихлебывая из фаянсовой кружки заваренный с мятой чай. В этой тесной, уставленной всяческим спортивным хламом каморке, он смотрелся довольно эффектно и в то же время вполне естественно: костюмчик от «адидаса», такие же кроссовки… Дагутин покосился на собственный китайско-турецкий «найк», отметил зарождающееся брюшко. Вздохнул:

— Сейчас, последний паренек закончит.

Стараясь выглядеть независимо и проявляя от этого в каждом движении излишнюю суетливость, тренер нагнулся, пошарил рукой между шкафом и вешалкой. Достал распечатанную уже бутылку водки, плеснул в стакан.

— Тебе не предлагаю!

Гость молча кивнул и с внимательным равнодушием проследил, как сивушная гадость перетекает из емкости в желудок Бориса.

— Теплая, — констатировал он. Протянул бутерброд: — Закуси!

— Ага… Чего тебе?

— Вас дожидаться? — на пороге стоял уже полностью одетый ученик.

— Нет, иди. Я попозже.

— Как скажете! — Что-то в этом во всем пареньку не понравилось, но повода для дальнейшей беседы не было. — До свидания!

— Будь здоров!

Гость тоже кивнул, помолчал, дожидаясь, когда они с Дагутиным снова останутся одни.

Гулко захлопнулась дверь. Если не считать старушки уборщицы внизу, на первом этаже, во всем здании никого не было.

— Меня тоже придется грохнуть? — нарушил примявшую клуб тишину тренер.

— Дурак, — без особого выражения процедил гость.

— И паренька этого, чтоб не опознал… Да и остальных моих, кто мог тебя видеть!

Это очень походило на истерику.

— Или ты мне уже сыпанул сюда какого-нибудь цианида? В водочку-то?

— Может быть… Ты уж допей тогда, чтобы добро не пропадало.

— Думаешь, испугаюсь? — Дагутин резко, одним движением перелил остатки из бутылки, поднял стакан, подержал его перед лицом. Выпил. Помолчал, успокаиваясь.

«Жаль, — подумал гость. — Клинический случай — алкоголизм. А ведь когда-то…»

— Послушай, Макс… — Оказалось, что Борис все-таки справился с собой. — Извини!

— Ерунда.

— Скажи… Скажи, это что — обязательно было? Лeлика убивать?

— Так получилось.

— Врешь! Виноградов правильно говорит — его с самого начала «списали». Для достоверности, так?

— Допустим.

«Еще только этого Виноградова не хватает, — чертыхнулся про себя гость. — Выискался, понимаешь, теоретик…

Впрочем, теперь уже не опасно — пусть порассуждает! Ноль информации, как его ни умножай, все равно даст в итоге нолик…»

— Сволочи! Если бы я знал…

«А куда бы ты делся», — подумал гость. Но промолчал.

Когда-то, недолго, правда, Максим работал в Третьей службе покойного Комитета. Старшего инспектора уголовки Борю Дагутина он вербанул в общем-то случайно, на липовом компромате. Повязал крепко-накрепко, вовремя спрятал в архив, а потом, получив полномочия, и оттуда вытащил. Организация тогда создавала свою, параллельную агентурную сеть, застрахованную от возможных политических катаклизмов…

Лихое было время! Веселое. В родной стране действовали, как в каком-нибудь Гондурасе.

— Боря! Ты же видишь, что вокруг творится… У нас замполитов нет, каждый сам понимает, за что сражаемся.

— Да в том-то и дело, Максим…

Психолого-биографический анализ, составленный специалистами Организации, рекомендовал работать с Дагутиным в национально-патриотическом ключе, оставляя в качестве вспомогательных рычагов болезненное самолюбие и материальные стимулы. Но вести сейчас задушевную беседу о судьбах России и близкой победе у гостя не было ни малейшего желания.

— В том-то и дело, Максим, что ничего я в последнее время не понимаю! — он поднял стакан, посмотрел на пустое, чуть липкое дно, выругался. — Эти бумажки… Они хоть того стоили?

— Да, Борис. Документы убойные и главное — вовремя…

— Вот уж точно, убойные! — Дагутин представил себе мертвого Лелика в кресле, беднягу-отставника… Кстати, освободившаяся жилплощадь несколько примиряла его со случившимся. Выписав из больницы мать, он уже врезал в соседскую дверь свой замок — на всякий пожарный, не дожидаясь нахальных притязаний со стороны наследников. — Слушай, у тебя адвоката хорошего нету по жилищным делам?

— Нет, здесь нету, только в Москве. Но если понадобится, через наших…

— Ладно, забудем! Я через Саныча найду, у них в «Бастионе» имеются… Максим, а это не липа?

— Почему ты решил?

Да вот, газеты сегодняшние… «Невские берега», например! Потом, я по телевизору слышал: имеются, дескать, серьезные основания полагать, что… и так далее.

— Ты что — мальчик? Не знаешь, как вся эта шатия-братия прессу кормит? Им задницы здорово припекло, вот и напускают туману! Борзописцы, мать их…