Капитан звездолета (сборник)

— Товарищ Исламбеков, — сказал Рудаков совершенно спокойно, как будто все его раздражение израсходовалось на звонок, — будьте добры, достаньте в шкафчике лед для компрессов. И сходите на кухню, принесите нам золы… Да, да, печной золы и побольше. Не надо поручать поварихе, принесите сами. И не бойтесь испачкать руки, потом вымоете. А вы, — продолжал он, когда возмущенный секретарь скрылся, — пишите: профессору Богоявленскому в недельный срок составить план научно-исследовательских работ. Общие соображения поручите написать, например, Батурину… Проектное задание — оросить в долине Зеравшана 40 тысяч гектаров новых земель. Пожалуй, больше 40 тысяч гектаров мы не освоим за год. Затем свяжитесь с…

Четверть часа спустя Раиса Романовна — жена Рудакова заглянула в комнату и остановилась на пороге пораженная: в углу на корточках с сосредоточенным видом сидели два старика, один в белом полотняном костюме, другой — в полосатой пижаме; профессор держал на коленях тазик со льдом, а министр сыпал на лед золу и равнял ее чайной ложечкой.

Гор не было видно. Ночь затягивала небо черным бархатом. На нем, словно бриллианты, лучились звезды. Рудаков, вконец измученный бессонницей, сидел у окна и думал…

О воде.

Болезнь его прогрессировала, и он знал это. Знал это потому, что гости были подчеркнуто терпеливы и уступчивы, потому, что жена все дольше шушукалась с врачами за дверью, а Исламбеков все небрежнее подавал бумаги на подпись. И Рахимов — председатель Совета министров республики вежливо намекнул о годичном отпуске по болезни.

Жизнь уходила, богатая жизнь, насыщенная трудом, надеждами и победами, жизнь, посвященная борьбе за воду. За последние двадцать лет не было ни одной крупной гидростройки в Средней Азии, где бы не участвовал инженер и министр Рудаков. Он строил Большой Ферганский, Большой Чуйский и Южный Голодностепский каналы, Кзыл-Ординскую плотину в низовьях Сыр-Дарьи и Фархадскую в среднем течении, он строил водохранилища для сбора паводка — Катта-Курганское на Зеравшане, Орто-токойское на Чу… Но это было в прошлом. А министр думал о будущих стройках — о тех, которые начинались при нем и должны были кончиться без него: о Красноводском и Аму-Дарьинском каналах и еще более отдаленной стройке — соединении сибирских рек с Аральским морем, но больше всего о том насущном и близком, чему он сам положил начало, — окраске ледников в черный цвет.

Почти ежедневно к нему поступали рапорты о ходе работ. Краску для льда искали в химико-технологическом институте. Из всех красок черные — самые дешевые. Как правило, их получают из сажи — печной, ламповой, газовой, ацетиленовой. Но, как часто бывает в технике, трудности возникли из-за масштаба. Если нужно вырыть яму в саду, ты берешь лопату — и яма готова через час, но рытье котлована для фундамента плотины (то есть такой же ямы) — это сложная техническая задача, требующая расчетов и проектирования. Горсть сажи для опыта можно было наскрести в собственном дымоходе, но едва ли можно было наскрести сажи хотя бы на один ледник из всех печей Средней Азии. Когда понадобилось заготовить 50 тысяч тонн сажи, истратив на это 1 миллион кубометров древесины, инженеры стали в тупик. Вопрос о сырье едва не сорвал все дело — пришлось резко сокращать планы. Министр с трудом добился разрешения на постройку завода черной пыли из молотого каменного угля в Кизыл-Кия. Завод уже заложили, но вдруг оказалось, что он не нужен. Нурмухамедов, простой землекоп на стройке, внес предложение вместо молотого угля взять отходы производства обогатительной фабрики. Когда на этой фабрике обрабатывали руду, оставались ненужные отходы в виде черного порошка. За несколько лет работы позади корпусов выросли громадные черные холмы. Химики проверили отходы — они были несколько светлее сажи, но для ледников годились.

Пока химики искали краску, инженеры конструировали “кисточку”. Но этот вопрос не вызвал затруднений. “Маляры” должны были летать на самолетах и обрызгивать лед сверху. И можно было применить для этого обычную самолетную установку для борьбы с малярийными личинками или садовыми вредителями, слегка видоизменив ее.

Где красить? В верховья Зеравшана была направлена специальная экспедиция для уточнения устаревших карт и определения снеговой линии (ниже снеговой линии снег стаивает за лето, и незачем ему помогать черной краской).

Неожиданную оппозицию идея окраски льда встретила в ученых кругах. Глава среднеазиатских климатологов профессор Гусев, мировой авторитет по ледниковедению, выступил в печати со статьей, доказывая, что уничтожение вечных снегов ухудшит климат Средней Азии. Профессор Богоявленский, все еще скептически относившийся к окраске льда, поддержал Гусева; Батурин — его помощник — выступил против. Он говорил, что почти вся вода, идущая на орошение, впоследствии испаряется, и водяные пары возвращаются назад в горы. В Академии развернулась жаркая дискуссия о том, что было бы, если бы в Средней Азии совсем не было ледников. Пришел даже запрос из Москвы, и Рудаков сам написал лаконичное письмо: