— Эх, ребята, жить надо! Зря мы сюда Мисикова с Федей не затащили. Я ведь десять лет на лыжах не стоял. Давай поехали!
Мы повернули обратно, и я раньше их успел к дому отдыха.
Наши отшельники не спали перед обедом. За десять шагов я услышал выклик Володьки Мисикова:
— Этого не может быть!
— А ты ему больше в рот смотри, — зажурчал Федя Крюков, — а он ее… А у тебя любовь. А к нему жена уже прилетела. А ты, дурачок, страдаешь…
— Врешь ты! — глухо повторил Володька.
— А мне-то что, — начал Федя, но я уже дошел до двери.
В комнате пахло водкой, Володька лежал на постели лицом в подушку, растроганный Федя Крюков сидел с ним рядом, по-отечески положив руку ему на плечо.
Очень мне стало жалко, что мы с Федей в одной делегации, на виду у добрых людей.
16
Когда Виталий Павлович поднялся на мостик, третий штурман уже успокоился и развлекал вахту:
— Вот и вышли мы с ним из кабака. Он, подлец, носом на ветер, а я на четырех костях и глаза от конфуза хвостом прикрыл…
Вахта веселилась. Кроме третьего помощника и его матроса, наличествовали на мостике, судя по смеху, радист и еще кто-то знакомый из машины.
Виталий Павлович на ощупь прошел сквозь рулевую рубку наружу. Позади все замолкли, и слышно стало, как кто-то юркнул на другое крыло мостика. Скорее всего, это был вахтенный матрос.
Капитан ждал. Ночь светлела по мере того как привыкали к темноте глаза, и через несколько мгновений стали видны не только отблески судовых огней на воде, но и та отдаленная полуугадываемая полоса, где океан переходит в небо. Чуть выше, в прогалинах, между ночными облаками мелькали звезды. На ушаковских парусниках в шканечных журналах об этом писали так: «Ветр самый тихий, небо светло облачно, изредка блистание звезд». Стояла космическая тишина, несмотря на то, что стучал дизель, шумел поток за бортом, с крышки четвертого трюма низвергалась в воду впечатляющая киношная музыка. Но все эти звуки не могли нарушить то, что может нарушиться лишь само по себе.
— Я говорю, — прочистил горло третий штурман, — посмотрите влево, так ближе к траверзу. Стрельба там, говорю.
— Слышно? Звук слышен?
— Нее… — протянул третий, — как будто побашенная стрельба, говорю, с равным интервалом.
Третий помощник был недавно на переподготовке в военно-морском флоте и не упускал возможности показать полученные там знания.
— Ну, и кого же здесь побашенно расстреливают? Пиратов?
— Тренируются, может…
— За тысячу миль от базы щи хлебать? У них конгресс деньги считает. Почти середина Атлантики…
— Тогда не знаю, говорю, — обиделся третий штурман, — сами посмотрите. Вот тут, слева…
«Валдай» уходил все дальше в ночь, непонятно, что глуше становилось — темнота или тишина, и вдруг там, куда указывал третий штурман, поверх надгоризонтных облаков, словно разряд атмосферного электричества, задрожала беловатая вспышка, за ней еще три и через некоторое время еще четыре.
Виталий Павлович вытянул в сторону зарниц левое ухо.
— Теперь, говорю, с минуту… — начал доклад штурман, но капитан прервал его:
— Чшш!
— Может, говорю, отвернем от греха подальше?
— Чшш!
Когда засветилось снова, Виталий Павлович сказал:
— Далеко, если это стрельба. Залпы по морю хорошо раздаются, их услышишь раньше, чем увидишь. А сейчас… Несите-ка секундомер да включите локатор на подогрев. Посчитаем, где это.
— Виталий Павлович, говорю, вам тоже приходилось стрелять?
— А как же, милый! Во сне. Несите секундомер.
На разговор собрались поближе все, кто был на мостике, и вахтенный матрос на всякий случай доложил:
— Товарищ капитан, прямо по курсу все в порядке.
— Ну и не препятствовать, — ответил Виталий Павлович.
— Да, а все-таки взрывы, — пошевелившись, сказал тот, смеявшийся, из машины, и капитан узнал Федора Ивановича Крюкова.
— Да, — засмеялся радист, — мы тут смотрим, природа шепчет, а сверху, Федя, сейчас фьюитть! — болванка размером с твою каюту! И на первой космической скорости!
— Зачем же вы штурманские анекдоты слушали, Федор Иванович? — спросил капитан. — В таких условиях в центральном посту безопасней. Главное — спокойней. Вспышек не видно.
— Я у штурмана попросил разрешения на мостике побыть. И я всего-то минутку…
— Ну, — заметил Виталий Павлович, — так оно и полагается. Секундомер готов? Штурман, первая задача: посчитаем, зарница это или дело человеческих рук. Станьте к свету, чтобы видеть секундомер. Я буду отсчитывать вспышки, вы — замечать время, интервалы. Если картина стройная — пожалуй, люди. Ну, начали…
Шумела вода, едва заметно вспыхивали зарницы, постанывал от нетерпения радист, но они трижды повторили наблюдения.
— Ну что? — спросил капитан.
— Говорю, четыре через две секунды — пять — четыре через две и перерыв девяносто пять секунд. Похоже, говорю, человек…
— Вот, Федя, сейчас размером с твою каюту… — снова начал радист, но Виталий Павлович остановил и его: