Сырой и холодный ветер порывами влетал с палубы в открытую дверь вестибюля, и Дементьеву пришлось повоевать, закрывая дверь против ветра. «Олонец» вздрагивал и дергался на швартовах, и это означало, что циклон уже вплотную подступил к Мурманскому порту.
Эльтран Григорьевич разбудил старпома, подняв валявшийся на ковре у дивана том энциклопедии и, хлопнув им по столу, передал капитанское приказание, потом прямо из кают-компании, с берегового телефона, позвонил диспетчерше таксомоторного парка. В ожидании контрольного звонка он поглаживал бороду у широкого окна кают-компании, когда мимо пробежала, прижимая платочек к носу, зареванная директорская жена Сонечка…
7
В каюте директора ресторана произошло вот что. Сонечка поссорилась с Игнатом Исаевичем в присутствии буфетчицы Серафимы.
Тут своя была предыстория. Серафима работала на «Олонце» недавно, но пришла она по рекомендации давнишнего приятеля Игната Исаевича, да к тому же успела окончить пару курсов того же самого торгово-кулинарного техникума, где учился когда-то сам Игнат Исаевич. Серафиму он проверил в течение нескольких рейсов по восточной линии и после этого в буфетных делах стал ей доверять больше, чем самому себе.
Хватка у Серафимы была мертвая. Никто бы этого не сказал, видя ее золотой шиньон, милые голубые глаза и тоненькую уютную фигурку, но даже видавший виды Игнат Исаевич с изумлением потрогал седину на висках, познакомясь с балансом по буфету за первый же месяц. Сколько купюры осело в кармашке аккуратного накрахмаленного Серафиминого передничка, Игнат Исаевич никогда не узнал, да и не пытался этого делать, его с лихвой устроили официальные цифры отчета: Серафима работала хорошо! Неслыханное дело — в книге жалоб и предложений запестрели разгонистые записи с благодарностью за работу буфета, с просьбами о поощрении работницы буфета С. А. Громовой, отдельные записи об отсутствии молочных блюд не огорчали Серафиму.
Старалась Серафима Александровна Громова не для себя. В далеком Подольске была у нее на бабушкином попечении дочка, а в таком же далеком Вильнюсе — неудачник муж, когда-то небезвозмездно сумевший организовать там себе квартиру и место, но на этом же катастрофически поломавший и карьеру и семью.
Серафима Александровна еще не надумала, бросить ли ей мужа совсем или нет, жалко было его, хозяйственного и доброго, от одного воспоминания, как купал он ее в ванне, как миловал в лучшие годы, начинало глухо колотиться сердце. И последний мужнин подарок — накладные французские ресницы — надевала она только по решительным дням. Годы без мужа не пропали даром. Притерпелась Серафима Александровна ко всему и беспокоилась только о дочкином будущем. Представлялось, что нужен для этого дом с заботливым отцом, но главное — полная денежная независимость.
Игнату Исаевичу нужен был план с процентами, отпускники денег за лишние триста граммов не жалели, этикетку с ресторанным штампом содрать с бутылки — нехитрое дело. Со временем Серафима надеялась и некоторых официанток ввести в долю, а каютные номерные и сейчас сами по себе были довольны, потому что только на сдаче пустых бутылок имели приработок по тридцать — сорок рублей в месяц.
Так что в общем и целом все шло путем, пока не впутался незвано-непрошено в налаженную работу пассажирский помощник Эльтран Григорьевич Дементьев. Поразмыслив, Серафима поняла, что пассажирский помощник тоже хочет начать новую жизнь, только со своего края, и даже посочувствовала ему. Еще поразмыслив и перелистав книжечку личного опыта, Серафима успокоилась, потому что затеял Дементьев совершенно бесполезное дело, если только что-нибудь не стрясется на планете и не запретят алкогольные напитки в ресторанах, а тут уж не только ее личный опыт, но и вся история человечества возражала. Однако Серафима решила аккуратнее использовать основную доходную статью — торговлю спиртным навынос, помягче заниматься пересортицей и недоливом, затянуть тихую жизнь и сбить тем самым пыл и азарт у пассажирского помощника. Ах как подвела ее бутылка, которую Дементьев забрал из тамбура!
Узнав об этом рано утром, Серафима Александровна спустилась вниз, и тогда старшине первой статьи досталось так, как не доставалось никогда в жизни, а каютной номерной, медлительной Варе, которая вместе со старшиной просила у нее коньяк, Серафима Александровна просто надавала пощечин.
Варя всхлипывала и просила прощения, но Серафима отрезала:
— Не у меня прощения проси, дура, а у пассажирского помощника. Да запомни, что я в этой истории ни при чем. Смотри, чтоб старшина твой раньше времени не смылся! Пусть скажет что угодно, что, мол, с корабля спирту взял, а тут в порожние бутылки перелил, для приличия. Или еще что… Ох, смотри, Варька, если у меня неприятности будут — тебе тоже, на «Олонце» не быть!