Капитаны (СИ)

Кáта в своей жизни целовалась едва ли два раза, и оба — по глупости в кадетском корпусе на глупых игровых посиделках. Тогда вышло плохо. Она зажалась, толком не понимала, что делать, а парень, что намеренно выкручивал на неё бутылочку, измазал её слюнями.

А с Леви… всё иначе. Тревоги нет, опасения и страхи рассыпаются в самом зачатке, ещё толком не успевая сформироваться в сознании. Аккерман на удивление мягок и неспешен: его губы сталкиваются с её в танце, ритм которого угадывается сердцем. На кромке сознания Катрина вдруг вспоминает, как когда-то Нанаба сказала ей, что в поцелуе главное — следовать внутреннему зову и делать то, что считаешь правильным. Урок, который невозможно понять без практики. Однако когда рука Бишоп скользит по серой рубашке к сильной шее, задевая повязанный платок, Кáта расслабленно выдыхает в поцелуй, чувствуя маятный жар, пробирающийся под кожу: сейчас она так и поступала. Как чувствовала, как считала правильным. Так просто и ясно. Так ярко и нежно.

Мужская ладонь чертит касание по щеке, оглаживая скулу, и уходит в кудрявые волосы, лаская кожу. Кáта сдавленно всхлипывает, теряясь в чувствах, когда вслед за этим движением Леви вновь сжимает мизинцы в замок и целует уже глубже: по-взрослому, распаляя и дразня, заигрывая с ловким лукавством.

Аккерман слегка сдавливает нижнюю губу, словно спрашивая разрешения, и сбито цедит разгорячённый воздух, стоит Катрине податься ближе. Он не сдерживается, улыбается: основное правило поцелуя, да и отношений в целом — никакого принуждения. И оттого чувствовать её ответное желание — сродни головокружительному прыжку на УПМ.

Их губы соприкасаются нежно и трепетно, и затяжной поцелуй безмолвно выражает каждому, сколь желанным это было — всё сказанное и несказанное, всё пережитое и прочувственное словно столкнулось, смешалось и явственно разлилось по телам обоих офицеров.

Когда они отстраняются, соприкасаясь лбами, Леви явственно слышит мерный шум затухающего города и её горячее дыхание, которое смешивается с его от трепетной близи. Кáта издаёт глухой смешок и прикрывает глаза, расслабленно улыбаясь. Её нежная ладонь ложиться на его щёку, оглаживая линию скул, чуть задевая губы. Леви чуть отстраняется, любуясь ею, и тихо выговаривает хриплые слова:

— И что это значит, Кáта?

Она распахивает глаза, и чувственность зелёного оттенка заставляет его сердце биться чаще.

— Что мне хочется тебя целовать. Что ещё это значит? — улыбается Катрина. — Твоим языком подобное вроде именуется “знаком внимания”, так понятнее?

Леви молчит. Во взгляде скользит особенная серьёзность.

– “Знак внимания”, — усмехается. У них теперь любой шаг дальше так назывался. — Возможно, это покажется грубым, но я лишь хочу быть честен с тобой, хорошо?..

Подобное заявление вынуждает Бишоп внутренне собраться.

— Я не верю в любовь с первого взгляда, — говорит Аккерман, хмурясь. — Это глупые детские сказки.

— Обнадёжь, хотя бы просто в любовь ты веришь? — фыркает она.

Капитан чуть временит, подбирая ответ. С одной стороны, любовь для такого мира — элемент роскоши, что доступна лишь аристократом за стеной Сина. Она идёт в комплекте с золотой ложкой во рту, беспечным богатством и будто бы исходит из праздности. Но если Леви упомнит свою жизнь, то любовь всё же заглядывает даже в такое забытое древними богами место, как Подземный город. Аккерман поджимает губы: он по-своему любил Изабель и Фарлана, как прагматика-брата и неугомонную сестрицу; любил и сберегал расплывчатые воспоминания о матушке, лелеял тусклые моменты уроков Кенни и даже привязался к Эрвину и Ханджи.

Но Кáта спрашивает о большем. И этим она словно предлагает ему спрыгнуть в бездну, хотя и сама не догадывается, что находится за этим краем. Не знает, однако отчего-то верит в благополучный исход.

Леви всматривается в её глаза:

— Верю, — хриплое слово царапает горло. Он ощутимо выдыхает, видя, как Катрина снова становится мягче: даже блеск в её глазах, отражающий свечи и звёзды, сглаживается. — Я… я не могу сказать, что безраздельно тебя люблю, Кáта. Но я влюблён. И привязываюсь к тебе, потому это чувство во мне лишь крепнет. Я не хочу спешить или давить, поэтому если я предложу… не торопиться и привыкнуть друг к другу, ты не сочтешь себя оскорблённой?

Она моргает. “Влюблён”… Учитывая интонацию, Леви действительно вкладывает большой смысл в это.

Тем не менее, Бишоп щурится:

— Не торопиться говорить “люблю”, но целоваться, я правильно тебя поняла?

Аккерман подаётся вперёд, касается губами её лба, трепещущих век, линии бровей, кончика носа, и лишь потом целует губы. Неспешно, словно закрепляя сделку, утопая в ответной нежности.

— Тц, звучит хоть и топорно, но в общем смысле — да… — Кáта скользит ладонью по его лицу, чувственно, бередяще. — И ждать пока “люблю” сорвётся с языка по воле сердца и без сопротивления разума.

— Ты же понял, что я упрямая, — смеётся она в поцелуй. — Мне этого довольно, Леви. Пока — даже с лихвой. Я приготовлюсь ждать…