Капитаны (СИ)

Голубо-серые омуты блеснули, когда Леви, прищурившись, напомнил:

– Кто-то тоже согласился позавчера зайти за чаем. Причём ведь даже настаивал…

– Вообще-то, я правда собиралась, – резко возражает Бишоп, чувствуя вскипающее внутри раздражение на несправедливые обвинения. – И была почти у рынка, но…

– Да-да, – ехидно перебивает Леви, с каким-то энтузиазмом откидываясь на спинку стула. – Но злые солдаты Гарнизона подшофе заставили тебя с ними обменяться боевыми навыками.

– Они обворовывали кадетов – ты бы сам прошёл мимо?

– Я бы не полез в драку очертя голову, а словами бы разъяснил. – Кaта закатывает глаза, хмыкая: уж Леви-то как раз первый, кто полез бы защищать мальцов. “Словами бы разъяснил” – сказочник. Запугал бы, что солдаты тут же дёру дали, только пятки сверкали. – И главное ведь, что это не впервые. Сколько раз говорить: не кидайся ты в омут с головой…

– Хорошо, что тебе не надо говорить об уговоренном, ты же сразу запоминаешь и выполняешь, – ехидно вторит ему она, упирая руки в бока и надменно задирая нос, копируя этим Аккермана. – Ах, нет, подожди, сервиз же опять стоит внизу!

– Кaта, сервиз и драка – вещи разные, – въедливо шипит он.

– Конечно, только результат один: оба неуместны, – отвечает Катрина в тон. – Как же ты раньше был в отношениях, если ты настолько мелочный!?

– Уж был как-то в отличие от некоторых, – огрызается Леви, вставая со стула – чайник почти закипает; как и он, собственно. – И в отличие от этих же некоторых те мимолётные интрижки не пытались влезть мне под кожу и плести из меня верёвки!

– Значит, я тебе под кожу лезу? – возмущенно задыхаясь, вспыхивает Катрина. – И верёвки из тебя плету? А ты…

– Ну, давай, – подбадривает капитан, с наигранной ленцой в голосе, отчего Кaту ещё больше бросает в праведный жар. – Давай, что я?

– Да ты словно пытаешься меня вытолкнуть из своей жизни. Что этот сервиз, что… – Бишоп останавливается, перехватывая дыхание, а затем гневно бросает: – Просто скажи уже честно: я тебе приелась!

Леви нарочито помпезно закатывает глаза: только этих драм ему не хватало.

– Тц, не пытайся говорить от моего имени о себе. И прекращай вести себя, как невоспитанный ребёнок.

– Ах, а кто это тогда у нас взрослый? Ты что ли? – шипит Кaта в ответ. – Не смей называть меня ребёнком!

– Так веди себя по-взрослому! – чайник вскипает, свисток отчаянно заходится в песне.

– Это не я не могу поставить сервиз на место! – перекрикивает чайник Бишоп и остервенело дёргает за рычажок горелки, выключая её.

– Сервиз стоит на месте, – голос Леви чуть ли не ядом наливается. – Он на этом месте стоит уже больше, чем ты вообще находишься в этом доме!

– Я не вовремя? – вкрадчивый голос Эрвина заставляет Кaту вздрогнуть, а Леви ещё больше нахмурится.

Командир вклинивается чужеродным объектом в их маленький мир спора, что вдруг оба офицера, как один, кричат в ответ:

– Нет!

Чайник остаточно бурлит, украдкой разбавляя неловкую тишину. Смит в удивлении переводит взгляд с капитана на лейтенанта и обратно, пытаясь вычленить, что тут произошло; два талантливых солдата после словестной перепалки видимо пытаются убить друг друга неким метафизическим образом через гляделки. Катрина тяжело дышит, да так, что грудная клетка ходуном ходит. Впившись в Аккермана зелёными глазами и не моргая, она задыхается в возмущении, она тонет в праведном гневе. Её щёки пылают отчаянным румянцем. Леви испытывает схожие чувства, сжимая губы до тонкой бледной полосы. Его голубо-серые радужки жгут холодом, а от позы веет надменной стойкостью. Воздух между ними густеет, почти что в кисель заворачивается.

– Где будет стоять этот чёртов сервиз? – разбивает повисшую тишину Бишоп, с напором продавливая каждое слово.

Леви задирает подбородок, его глаза остро блестят чем-то хищным:

– На своём месте. Там, где он стоял всё это время, что я тут живу, – чеканит он, проталкивая слова сквозь зубы. И капля рушит покой водной глади. Кaта щурится. Отступает на полшажка.

– Хорошо, – хлёстко бросает она, явно вкладывая обратный смысл, и тут же разворачивается, выходя из кухни. Эрвину приходится посторониться с ноткой испуга, когда они чуть не сталкиваются в проходе.

Леви хмуро следит за ней, а когда через мгновение хлопает дверь, морщится и устало трёт глаза. Что ж за утро такое?

– На правах не командира, но друга… – Смит смущённо оглядывается. – Что тут случилось?

Капитан открывает было рот, но, вспоминая всё произошедшее, тут же хмуро отворачивается. Глупо вышло. Глупо, что она ушла. Глупо, что Эрвин заявился в самый неподходящий момент. А с другой стороны, не явись командир, до какой точки накала они бы дошли с Катриной?..

Аккерман начинает греметь посудой, накладывая завтрак и наливая себе чаю. Вода ужасно горячая: бортики так прогреваются, что Леви не удаётся привычно взять кружку – пальцы жжёт. Будь тут Кaта, наверняка съехидничала бы в духе: “Что, не получается покрасоваться?”. Аккерман отмахивается от морока и ругается себе под нос, мысленно сказав “спасибо” Судьбе-злодейке. Сварливо берётся за ручку.

Эрвин говорит громче: