Как радует меня Ваша душка-ножка, как она себя хорошо ведет! Hoch! Hoch! Hoch![167] <…>
Я написала письмо Тамаре, пока писала, поливалась слезами.
Очень радует, что Вы поедете в Ленинград, и какая Вы умница, что берете с собой внуков.
Как бы Вас увидать до отъезда. Может, все же Вы заедете? Я забыла бы сразу все горести. Обрадуйте!
Угощу чешским шоколадом – ей-Богу!..»
Анна Алексеевна – Валентине Михайловне
Дорогой, очень благожелательный друг. Спасибо за письмо, Вы меня избаловали, и я всегда жду писем, как только Вы уезжаете. Как Ленинград? Светит ли Вам солнце так, как оно делает у нас. Тепло днем, красиво неописуемо. Деревья в саду ярко-красные, оранжевые, золотые, лиловые и вообще всех цветов. Вчера вечер был удивительный, можно только пожалеть, что нет Моне. Все было в дымке лиловой, голубоватой, все шевелилось и менялось, казалось, что только можно быть или Моне, или пуантилистом. Наша ТЭЦ была великолепна, не оторвать глаз. Трубы парили в воздухе совсем невесомые. Бывает же такое! <…>
Мы, вероятно, поедем с П. Л. в середине октября в Крым, в Ореанду, чтобы П. Л. немного отвлекся от лаборатории и отдохнул. Он совершенно погружен в опыты, мало что замечает, но все же мы были на „Севильском цирюльнике“ в Большом. Женщины намного лучше поют мужчин, постановка обыкновенная, но приятно, что артисты когда поют арию, то прямо становятся лицом в зал – никакой „системы Станиславского**. Это очень хорошо действует. Выставка громадная. Есть костюмы и эскизы Гуттузо – очень живописные, еще некоторые интересные. Из старинных – во всех видах Бибиэно, который оставил неизгладимый след в итальянском театре, до сих пор многие декорации в его духе. Все-таки интересно и поучительно – наши девушки не так уж плохи! Встретили Вишневскую с Ростроповичем, я никак не ожидала, что она такого небольшого роста и такая рыжая! А он важно круглый.
Постоянно у Волошиных в доме Анна Дмитриевна Байкова и ее сестра, молоденькая фельдшерица, приехавшая с фронта и застрявшая на юге. Из Петрограда приехал муж
А. Д. – профессор Байков. Он обладал феноменальной памятью и очень любил литературу. У Волошиных была привычка проверять знакомых – достаточно ли понимают шутки, стоит ли с ними иметь дело.
На стене висела картина, как говорит А. Дм., почти абстрактная. Квадраты, углы, не поймешь что. К ней подводили тех, которых хотели проверить. Стоит Байков и спрашивает у Волошина: „Это что?“ – „Мой портрет, – отвечает Волошин. – Похоже?“ – „Нет, что-то я ничего не пойму“. Но на этом разговор не кончился, говорили и спорили еще долго.
Через несколько дней все опять у Волошиных. Входит его мать, говорит, что приехала дама, у нее неполадки с насморком. Она просит, нельзя ли ей остановиться. Как думает Макс? Все принимают участие. Конечно, пригласить. Входит дама в большой шляпе, вуали, оригинальное платье, все необычно и странно. Все знакомятся. Она начинает осматриваться, подходит к картине, той, у которой был разговор с Байковым. Дама садится напротив А. Дм., и та вдруг замечает у дамы мужские ноги. Ан. Дм. была страшная хохотушка, она падает на диван, хохочет до слез.
Выясняется, что это Ходасевич!
Вы знали такой эпизод из жизни Вашего дяди?
Байковы очень сдружились с Волошиным, у нее до сих пор есть его стихи и этюды.
Это правда был Ходасевич? Или Ан. Дм. что-нибудь перепутала?
Вот Вам „история“ из „истории“ Вашей семьи…»
Валентина Михайловна – Анне Алексеевне
Дорогие Южане!
Вы не представляете себе, до чего мне было архиерейски приятно, что Анна Алексеевна мне позвонила по телефону! Я это прочувствовала „фибрами души“ и крохами моего интеллекта – остальное бренное тело не участвовало, ибо оно эгоист и чувствует только, что ему плохо.
Завтра будет врач, и я попрошу сделать мне всяческие анализы. Что-то разладилось в организме. Чувство, что нарушено какое-то равновесие в тех веществах, из которых мы все сделаны. Посмотрим, что выяснится.
Выпал снежок, но еще немного. Сегодня 7 гр. мороза. Достала из целлофанового мешка, с отвращением, шубу.
Красиво. Но я не выхожу, хотя бронхи и легкие давно прочистились.
Получила гостинцы из Ташкента – рис, курагу, изюм и целый ящик винограда.
Вдруг меня полюбили!?!
Хорошо ли это?
Я вас целую и еще благодарю за память.
Ваш преданнейший друг Валентина Ходасевич (из Антиквариата), с нетерпением ждущая Вас в Москве…»
Анна Алексеевна – Валентине Михайловне
«Дорогая Валентина Михайловна!
Все, и особенно Петр Леонидович, настаивают, чтобы Вы согласились на дежурство около Вас ночью сестры. Согласитесь!»
«Дорогая Валентина Михайловна,