Капитул Дюны

Мурбелла выскользнула из рубашки и легла рядом с Айдахо, но не стала прикасаться к нему. Она давала понять только, что чувствует близость между их телами, но это чувство было с колючками. Она не собиралась подпускать его к себе.

— Сначала они хотели, чтобы я контролировал для них Шиану, — сказал он.

— Как ты контролируешь меня?

— Разве я тебя контролирую?

— Иногда мне кажется, что ты прирожденный комик, Дункан.

— Если я не смогу смеяться над собой, это будет означать, что со мной действительно все кончено.

— И смеяться над своими претензиями на юмор тоже?

— Это в первую очередь. — Он повернулся к ней и обхватил ладонью ее левую грудь, чувствуя, как под его рукой у Мурбеллы набухает и становится твердым сосок. — Ты знаешь, что меня так и не отучили от груди?

— Нет, во всей этой…

— Никогда.

— Я должна была догадаться об этом раньше.

Мимолетная улыбка коснулась ее уст, и через секунду оба расхохотались, заключив друг друга в жаркие объятия. Они ничего не могли с этим поделать. Мурбелла, правда, несколько раз от души выругалась.

— Кого ты проклинаешь? — спросил Дункан, отсмеявшись, когда они отодвинулись друг от друга. Движение это, впрочем, далось им с большим трудом.

— Не кого, а что. Нашу судьбу.

— Мне кажется, что судьбу не очень трогают твоим проклятия.

— Я люблю тебя, но мне нельзя будет этого делать, когда я стану настоящей Преподобной Матерью.

Он ненавидел эти экскурсы, полные жалости к себе. Шути!

— Ты никогда не была ничем настоящим. — Он осторожно погладил ее по округлому животу.

— Я такая, как надо!

— Это слово они исключили из обихода, когда начали тебя делать.

Она отодвинулась от него, села и посмотрела Дункану в глаза.

— Преподобные Матери не имеют права любить.

— Я знаю.

Неужели мука и тоска так явно проступают на моем лице?

Но Мурбелла была слишком захвачена своими собственными переживаниями.

— Когда меня подвергнут испытанию Пряностью…

— Любимая! Мне не нравится сама идея подвергать тебя страданиям под каким бы то ни было предлогом.

— Но как мне избежать этого? Я уже в прыжке. Скоро это падение ускорится, и тогда все произойдет очень быстро.

Он хотел отвернуться, но ее взгляд удержал его.

— Честное слово, Дункан. Я чувствую это. Это как беременность. Наступает момент, когда делать аборт становится очень опасно, и тогда остается одно — пройти предначертанный природой путь.

— Итак, мы любим друг друга. — Из огня да в полымя. Он отвлек мысли от одного опасного предмета и переключил их на другой, не менее опасный.

— Но они запрещают это.

Он взглянул на глазки видеокамер.

— Эти собаки наблюдают за нами, и у них есть клыки.

— Я знаю. И сейчас я разговариваю именно с ними. Моя любовь к тебе — не порок. Порок — их холодность. Они очень похожи на Досточтимых Матрон.

Игра, из которой нельзя удалить ни одного фрагмента.

Он хотел выкрикнуть эти слова, но сдержался, понимая, что наблюдатели услышат и то, что не было сказано вслух.

Мурбелла права. Нельзя обольщаться иллюзией, что можешь усыпить бдительность Преподобных Матерей.

Она смотрела на него, и ее глаза внезапно заволоклись какой-то пеленой.

— Какая ты сейчас чужая. — Он понял, какой Преподобной Матерью она станет.

Отвлекись от этих мыслей!

Мурбелла иногда испытывала странное, похожее на отвращение чувство, когда думала о памяти, которую Айдахо сохранил о своих прошлых жизнях. Она считала, что предыдущие воплощения делали его похожим на Преподобных Матерей.

— Я столько раз умирал.

— Ты помнишь это? — Она каждый раз задавала ему один и тот же вопрос.

Он только молча покачал головой, не желая ничего говорить толкователям из службы наблюдения.

Только не смерти и не пробуждения.

От частого повторения эти диалоги изрядно наскучили обоим. Иногда он даже не пытался занести эти воспоминания в секретный файл. Нет… это были встречи с другими людьми, долгая череда узнаваний.

Это было то, чего, как она сама говорила, хотела от него Шиана.

— Интимных тривиальностей. Это то, чего хотят все художники.

Шиана сама не понимала, чего просит. Все эти живущие в его памяти люди каждый раз приобретали новое значение. Новые паттерны внутри старых. Мельчайшие детали приобретали мучительную ясность, которой он не мог и не хотел делиться ни с кем… даже с Мурбеллой.

Прикосновение руки к моему плечу. Лицо смеющегося ребенка. Сверкание ярости в глазах нападающего противника.

Мирские дела без счета. Знакомый голос, говорящий: «Я просто хочу поднять ноги и отрубиться. Не проси меня двигаться».

Все это стало частью его существа. Они въелись в его характер. Жизнь спаяла все эти впечатления в один конгломерат, и он не смог бы никому объяснить, что это такое и как это произошло.

Мурбелла заговорила, не глядя на Айдахо:

— В тех твоих жизнях было много женщин.

— Я их никогда не считал.

— Ты любил их?

— Они давно мертвы, Мурбелла. Одно могу сказать — в моем прошлом нет ревнивых призраков.

Мурбелла погасила свет. Он закрыл глаза и в полной тьме почувствовал, как она вползла в его объятия. Он крепко обнял ее, понимая, что она остро нуждается в этом, но мысли продолжали свой заданный бег.