Он уходил — с её драгоценностями! Эвелин промчалась через общую комнату, в ужасе осознавая смысл произошедшего: она только что отдала свои сапфиры незнакомцу, не заслуживающему доверия, очень неблагонадежному незнакомцу. Увы, когда Эвелин добежала до парадной двери трактира, Эд Уайт уже вскочил на коня и ускакал прочь.
Эвелин в бессилии сползла по дверному косяку. Неужели этот тип только что украл её драгоценности? Или он на самом деле собирается вернуться и планирует отправиться во Францию вместе с ней? О, она так не думала!
И вдруг Эвелин осознала, какой необычайно наивной она была, заплатив этому типу авансом. Одно дело — заплатить заранее Грейстоуну за то, что он вывез её из Франции, в конце концов, она уже была на борту его судна! И Эвелин по-прежнему доверяла Грейстоуну: даже если он поцеловал её, отверг её и ушел от неё, на него можно было положиться настолько, чтобы заплатить авансом, ведь он был, по рождению и по натуре, истинным джентльменом. Он никогда не обокрал бы её — он выполнил бы свою миссию. Но Уайт был контрабандистом, бандитом, а теперь ещё и проклятым вором.
Вот чёрт!
Эвелин поспешила уйти из трактира прежде, чем Трим успел пригласить её на ланч в компании своей жены. Слезы жгли глаза. «Нужно найти способ как-то вернуть себе эти сапфиры», подумала Эвелин. Но даже притом, что она была полна решимости, мудрая часть её существа прекрасно понимала: это — безнадежное дело.
Её обокрали, надули самым банальным образом.
И что теперь? Она не могла позволить себе потерять те украшения — у неё осталось так мало ценностей… И тут образ Джека Грейстоуна снова замаячил перед мысленным взором. Выругавшись, Эвелин схватила узды своей кобылы. «Это он во всём виноват!» — в ярости решила Эвелин. Страх за будущее дочери неотступно терзал её. Эвелин боролась с подступающими слезами. Она не могла уступить настойчивому желанию расплакаться — она должна была найти в себе силы, чтобы справиться с этой ситуацией.
Спустя час кобыла рысью влетела в ворота Розелинда, хрустя гравием под копытами. Эвелин была мрачнее тучи. Она решила при удобном случае встретиться с Уайтом лицом к лицу и каким-то образом заставить его вернуть сапфиры. Она могла бы даже заручиться поддержкой Трима, попросить его помочь. Вероятно, если компания сельских жителей хорошенько прижмет бандита, он вернет сапфиры.
Впрочем, Эвелин уже и не надеялась на это. Стоило ей остановить кабриолет перед конюшней, как из дома вышел Лоран, поспешив на помощь хозяйке.
Бросив на Эвелин взгляд, он встревожился:
— Что случилось?
Выйдя из экипажа, она потрепала кобылу по шее.
— Меня обвели вокруг пальца.
Лоран застонал:
— Я знал, что вам не стоит связываться с обычными контрабандистами!
— Я отдала Эду Уайту свои сапфировые серьги и кольцо, и я ни капли не сомневаюсь, что больше никогда не увижу этого субъекта.
— Ах, я знал, что вам следует попробовать снова обратиться к Грейстоуну! Он не обокрал бы вас, он, может быть, и контрабандист, но он — дворянин!
Эвелин принялась отвязывать кобылу от повозки. Лоран был прав — Грейстоун никогда не обокрал бы её. «Но если бы Лоран только знал, что произошло на самом деле!» — мелькнуло в голове Эвелин.
— Лоран, я ведь уже говорила вам, что он предельно ясно отказал мне — после того, как я просила и умоляла его.
Лоран отвел кобылу в конюшню, в стойло. Эвелин молча стояла и смотрела, как он запер за лошадью дверь и вышел наружу.
— Но вы красивы, вы — женщина, и вы — в беде. Ни один мужчина не смог бы остаться равнодушным.
Эвелин задрожала, вспомнив охватившую их страсть и последовавший пылкий поцелуй, а заодно и то, как Грейстоун в конечном счете ещё и обвинил её, назвав опасной.
— Но он действительно ушел, — сказала она, ощущая, как загорелись и, видимо, покраснели щеки.
— Мадам, что произошло на самом деле? Вы переживаете вот уже несколько дней!
Эвелин пристально взглянула на него. Если и был кто-то, кому можно было довериться, так это Лоран.
— Я сказала вам не всё. Он обмолвился, что счел меня очень красивой, но он всё ещё собирался отказать мне. И я поцеловала его.
Лоран встрепенулся:
— Вы поцеловали его?
Эвелин снова вспыхнула, её сердце неистово заколотилось в ожидании упреков Лорана по поводу того, что она вела себя в высшей степени неприлично.
— Не знаю, что на меня нашло, а потом он ответил на поцелуй, грустно рассмеялась она. — Это был самый настоящий поцелуй, но Грейстоун всё равно отказал.
Лоран с трудом оправился от потрясения.
— Не может быть!
Ей не хотелось рассказывать всё, вплоть до мельчайших деталей, так что оставалось лишь пожать плечами.
— Я сожалею о поцелуе — разумеется, сожалею, ведь я в трауре, — призналась она. И, немного помолчав, добавила: — Он казался разъяренным, когда уходил.