Капка

- Нет, Капа, сделаю. Чувствую, что сделаю. Вот прямо не могу, во мне что-то так и ходит, так и бродит. Мама говорит, что это у нас кровь такая шалая. - Зойка огляделась и потянула меня за угол плетня. - Я уж сделала. Тарелку разбила. Мама пока не знает. Помнишь, ту, с золотой каемочкой?

- С виноградом?

- Я давно ждала, что она разобьется. Я чувствовала, что она разобьется. Я все до единого осколочка подобрала и спрятала. Красивые. Хочешь, я поделюсь с тобой?

- Нет, Зойк, не надо.

Зойка бы и еще поболтала, но мне некогда было ее слушать, я отвернулась и побежала домой. Бежала и с затаенной радостью смотрела на чердачное окно Настасьиного дома.

Жди, Шурка. Жди.

Мама сидела за столом. Мы пообедали. От похлебки я отказалась, картофельника немного поела.

Я не солощая на еду. Мама ругается, а иногда подшучивает надо мной. Говорит, что я ем ровно столько, сколько надо, чтобы не умереть. Неправда. Когда мы играем в догонялышки или в "третий лишний", за мной никто не может угнаться. И в работе я шустрая. Мне легко.

Пока мама убирала со стола и мыла посуду, я и в комнате и в сенях подмела.

Прибежала Нюрка, дверь настежь распахнула:

- Капа!

И села на приступки.

- Ты знаешь... У Настасьи на чердаке кто-то есть. Иду я, гляжу, а оттуда кто-то выглядывает. Черный, лохматый.

- Тише, тише, Нюрк. - Я подсела к ней и нарочно тревожно шепнула: Там гроб.

Нюрка выпучила глаза.

- И покойник в нем водится?!

- Водится. Страшный, волосы длинные. Зубы большущие.

Я изо всех сил старалась напугать Нюрку, чтоб она не вздумала лезть на чердак, а Нюрка радостно сказала:

- Ой, Капа! Пойдем поглядим.

Напугала!

Теперь от нее не отвяжешься. И дома оставлять нельзя. Всех девчонок приведет к Настасьиной избе на покойника смотреть. Пришлось мне уговаривать маму взять и Нюрку с собой на ферму. Нюрка захныкала.

- Ничего, доченька, ты уж большая. Пора к работе привыкать.

Но Нюрке к работе привыкать вовсе не хотелось. Когда мы пришли в телятник и она узнала, что ей придется вычистить три хлева, она заявила мне:

- Если ты не поможешь мне, я скажу маме, что у тебя есть покойник.

- Я тебе скажу! Я тебе, Нюрк, не знаю что сделаю.

- Все равно скажу.

Я треснула Нюрку по затылку.

Она отбежала от меня и вполголоса вымогательски затянула:

- Мама. А... у... Капки... есть... Будешь за меня чистить?

- Нюрка, - взмолилась я, - у меня у самой хлевов целый порядок. А у тебя только три, да и то малюсенькие и почти что чистые.

- Будешь? - угрожающе повторила Нюрка и громко произнесла: - Мама!

- Буду, Нюра, буду...

- И покойника покажешь?

- Покажу, Нюр, покажу.

А про себя подумала: жди. Вот перепрячу Шурку и такого покойника покажу, сама покойником будешь, "Брила" (так Нюрку дразнили за толстые губы). И Шурка тоже... Набедокурил, так уж и сидел бы смирно, а то выглядывает.

Вычистив один хлев, я окинула взглядом телятник и поняла, что со своим и Нюркиным заданием мне не управиться до самой темноты.

- Мам, уж очень много на сегодня.

Мама оперлась на вилы, подумала и убавила мое задание на два хлева.

Хорошая у меня мама. Справедливая. И работаем мы с ней всегда по заданию. Сами себе даем задание. Так интереснее. Где поторопишься, где отдохнешь. А без задания работается как-то не весело. Сколько ни делай ни конца работе, ни края не видать. И тянешь время. От завтрака до обеда, от обеда до ужина.

Как только я вычистила три хлева, Нюрка запрыгала от радости.

- Мам, мам! Я все. Можно мне домой идти?

Я остолбенела. У меня язык отнялся.

Ох уж эта лентяйка Нюрка! Ни стыда у нее нет, ни совести. Я, когда была такая, как она, не ленилась. Я и полы мыла, и маме помогала, и за водой ходила, и за папой ухаживала. А она... Большая уж, ростом меня догоняет, осенью в школу пойдет, а лодырь лодырем. С Сергунькой, ежели он прихворнет, и то не хочет понянчиться.

- Мам!

- Слышу, слышу.

- Я закончила.

- Закончила? Капе помоги.

У меня отлегло от сердца.

Я поймала Нюрку за руку, втащила в хлев, прижала в угол. Нюрка оторопела. Она не ожидала от меня такой ярости и не проронила ни слова, даже когда я легонько стукнула ее спиной о стену.

Через несколько минут я раскаивалась в своем поступке.

Нюрка старательно чистила хлев и боязливо поглядывала в мою сторону. Черен лопаты в ее руках оказался непомерно большим, толстым и длинным. Под ее блеклым, бывшим моим, платьицем двигались худые, острые лопатки.

Зачем я ее обидела? Маленькая она еще, глупенькая. И из-за кого? Из-за Шурки. Побоялась, что она найдет его на чердаке и его выпорют. Ну и что? Так ему и надо.

- Иди, Нюр, домой.

Сказала и замерла в тревоге.

Вспомнила Зойку, багровый рубец на ее плече. Мрачный чердак, гроб.

Сидит Шурка в темном углу и вздрагивает от каждого шороха. Голодный. Меня поджидает, надеется на меня. А на улице уже темнеет.

Мама прошла пролетом, включила свет.

Шурка хоть и не пугливый, а все же страшно. Мало ли, что гроб пустой.

- Ты не пойдешь, Нюр, домой? Правда? Чего там одной делать-то? (Нюрка молчала.)

Вот доделаем, и все вместе пойдем.

Нюрка ни звука.

- Нюр, а хочешь, я тебе подарю ту желтую ленту?

Нюрка обернулась:

- Я красную просила.