Капка

Отчаянный, ловкий, как обезьяна. Но в деревне никто из девчонок его не любил. Боялись. Зато мальчишки любили его все, и маленькие и большие. Завидовали его храбрости, подражали ему.

Когда Шурка научился свистеть по-соловьиному, то в деревне чуть ли не в каждом доме завелся свой соловей-разбойник, прямо хоть уши затыкай.

Сам-то Шурка высвистывал - заслушаешься. Талант у него на это был. Он и на гармони, и на гитаре, и на балалайке умел играть. Да как еще умел! Если играл танцы, ноги так и зудели. А частушки заведет, "мордовочку" с перебоями, - гармонь захлебывается от радости. Сама поет и приплясывает.

Непонятно, почему Шурка учился так плохо. Он был на год старше меня, но в четвертом классе я его догнала. Из пятого он еле-еле выкарабкался, в шестом оставался на осень и в этом году чуть тянет.

И хоть бы он книжки не любил. Любил он книжки. И читал много. Мы с ним часто в библиотеке встречались. Он по целому портфелю книжек набирал. Прочитывал и самые интересные мальчишкам пересказывал.

В библиотеке нам обычно выдавали книжки по возрасту. Шурку это унижало. И правильно. Мне тоже было обидно. Нас считали маленькими. Я замечала, что Шурка с завистью посматривает на громадный зеленый шкаф, за стеклянными стенами которого стояли новенькие книжки в красивых переплетах.

Однажды одна из этих книг попала к Шурке в руки. Я заглянула через его плечо на заголовок - "Анти-Дюринг".

- Такую тебе рано. - Библиотекарь потянула книгу к себе, но Шурка, как ястреб, вцепился в нее костлявыми пальцами, покраснел. - Не прочтешь ведь.

- Прочитаю.

- Прочтешь - не поймешь.

- Пойму.

Забрал Шурка все-таки книгу. И прочитал. Зойка сказывала, измучился, у матери все таблетки от головной боли съел, а прочитал.

- И понял? - спросила я Зойку, потому что после Шурки я тоже брала эту книгу, но не прочитала и двадцати страниц.

- Не знаю, Капа. Я его спрашивала, а он треснул меня по затылку и говорит: "Не твоего ума это дело".

Я улыбнулась.

Я поняла, что Шурка в той мудреной книжке тоже ничего не понял. Но прочитал же... Упрямый Шурка, настойчивый. Если бы он захотел, на одни пятерки мог учиться. Я уверена.

Шурка вдруг перестал жевать, насторожился.

- Ты чего задумалась? - спросил он.

- Я, Шурк, вспомнила, как мы просо пололи. Мед ели.

- А-а-а, - равнодушно промычал Шурка и захрустел огурцом.

Однако и он думал об этом. Губы его то и дело расплывались в широкой улыбке.

Это случилось прошлым летом.

В последний учебный день, в конце последнего урока, к нам в класс нежданно-негаданно вошел председатель колхоза. Он был не наш деревенский присланный. И мы его почти совсем не знали. Знали только, что зовут его Семен Ильич, и все.

Семен Ильич извинился перед Зоей Павловной, которая, как и мы, растерянно глядела на председателя, и обратился к нам.

- Помочь, ребятки, надо, помочь. Просо травой позаросло, прополоть треба. Во как необходимо! - Семен Ильич обвел класс взглядом. - А мы вас не забудем. Обещаю - не забудем. Каждому, кто выйдет в поле, - по пол-литровой банке меду. Идет?

- Ура-а-а! - закричали мальчишки.

И мы пололи. Две недели, не разгибая спин, ползали по жесткому, сухому полю. Все коленки в кровь исцарапали. Все руки искололи, вытаскивая из земли неподатливые колючки с длинными упругими корнями.

В первую неделю Семен Ильич заходил к нам на поле каждый день. Обегал прополотый участок, вытирал широченным синим платком шею, шутил, смеялся.

- Молодцы, ребятки, молодцы. Вы работаете, и пчелки работают. Вы травку дергаете - пчелки мед вам носят, забодай их комар. Мед сладкий, ароматный.

На второй неделе председатель стал забывчивым. Приходил к нам редко, про пчелок не упоминал. Вздыхал, жаловался.

- Дела, ребятки, дела. Цигарку скрутить неколи.

А иной раз пробежит стороной, помашет нам соломенной шляпой, поулыбается, и был таков. А под конец, когда мы допалывали поле, Семен Ильич совсем пропал.

Мы забеспокоились.

Послали делегацию во главе с Шуркой разыскать председателя, порадовать его, сказать, что поле чистое и что мы хотим сладкого, ароматного меду.

Председатель, как потом они рассказывали, встретил их уныло.

- Да, да, - говорил он им, - стахановцы вы, стахановцы, а пчелки... и развел руками. - Ленятся пчелки, забодай их комар, ленятся. Потерпите.

И мы терпели. Прошел месяц.

- Потерпите.

Прошло полтора месяца.

- Потерпите.

Сладкий мед начинал пригарчивать обманом.

Шурка не вытерпел. Написал записку:

"Пчеловоду Горшкову Василию.

Выдать по пол-литровой банке меду ученикам

6 "Б" класса за прополку проса".

Дальше шел список учеников. Внизу приписка:

"Всего 30 (тридцать) человек. Выдать 15 кг.

Председатель колхоза "Заветы Ильича".

Долго Шурка гонялся с этим письмом за председателем. И утром, и днем, и вечером.

Председателю то некогда было, то в ручке чернил не оказывалось, а то вообще махнет рукой и убежит. Но Шурка как репей прицепился, ходил за председателем по пятам.

- Подпишите.

- Потерпите.

- Натерпелись, хватит.

- Ну, недельку. Ну, две.

- Знаем. Через неделю вас снимут (а такие слухи шли по деревне), а новый скажет: ничего не знаю. Кто обещал, с того и получайте. Нет уж, подписывайте.