Возвращаюсь к собеседникам. Их лица по-прежнему вытянуты от удивления. Марк приходит в себя первым. Бросает на меня самый ужасный взгляд, на который способен, берет свою пассию за руку, кивает Ире на прощание и быстро покидает кафе.
– Молчи, – предупреждаю подругу и иду работать.
Счастливая улыбка на лице Сережи свидетельствует о том, что мне придется объяснить ему недоразумение по телефону.
– Маш, а что это было по телефону? Я не совсем понял тебя, – спрашивает он и пытается меня обнять.
– Извини, Сереж, но это было сказано не тебе, – уклоняюсь от объятия. Знаю, это жестоко с моей стороны, но у него не должно быть надежд.
– У тебя появился парень? – сквозь зубы и настороженно спрашивает он.
– Сереж, идите погуляйте в парке, – мило улыбаюсь ему, не отвечая на его вопрос.
Грустно кивает, и они с Линой уходят. Иду на кухню и сталкиваюсь с Петровичем.
– Машенька, я еду в детский дом. Ты со мной?
Перед глазами тут же появляется образ Лизы. Мне хочется увидеть ее.
– Мы отвезем продукты и вернемся. Это не займет много времени, – уточняет начальник.
В уме прикидываю время. Я успею вернуться до возвращения Сережи и Лины.
– Хорошо, я с вами, – соглашаюсь поехать.
Бегу к Ире, чтобы проинструктировать на случай, если мои вернутся раньше.
Единственное, что я не учла, так это присутствие Марка. Стоило догадаться, что он тоже поедет, но отказываться уже поздно. Сажусь в его машину и отворачиваюсь к окну. На протяжении всей поездки в машине стоит тишина.
– Ребятки, с вами все в порядке? – спрашивает Петрович, когда мы подъезжаем к детскому дому.
– Да, – одновременно отвечаем мы.
– Ладно, – начальник выходит из машины, и я следом за ним.
Сегодня мы обходимся без осмотра всех помещений и сразу идем на кухню. Марк таскает коробки, а я раскладываю их содержимое. Моей работой руководит полная женщина с командным голосом. Петрович на улице разговаривает с директором заведения. Спустя полчаса моя миссия выполнена. Прощаюсь и выхожу на улицу. Иду к машине, но по дороге обращаю внимание на детей, играющих во дворе. Замедляю шаг, присматриваюсь. Наконец, замечаю рыжую головку. Вспоминаю совет Марка и продолжаю путь к машине.
– Так будет лучше для всех, – бормочу себе под нос. Но спустя пару шагов я слышу свое имя. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Оборачиваюсь и вижу Лизу. Хромая, она идет в мою сторону. Сглатываю, подступивший ком и направляюсь к ней.
– Привет, Лиза, – сажусь перед ней на корточки и беру ее руки в свои.
– Ты помнишь меня? – ее лицо светится от счастья.
– Конечно, – на глаза наворачиваются слезы, – как у тебя дела?
– Хорошо. У меня для тебя подарок, – легкий румянец появляется на ее щеках.
– Да? Здорово, – корю себя, что ничего не привезла Лизе.
Она достает из нагрудного кармана платья сложенный листок и протягивает мне. На ее лице отражается одновременно столько чувств, что я готова расплакаться. Волнение, вперемешку со страхом, сменяется предвкушением. Мне хочется прижать ее к себе и успокоить. Вместо этого я разворачиваю лист и смотрю на портрет, подписанный моим именем. Девушка, слабо напоминающая меня, улыбается с рисунка, и я улыбаюсь в ответ.
– Это ты, – тихо произносит Лиза, – тебе нравится?
Теряю самоконтроль и прижимаю ее к себе. Смаргиваю слезы и пытаюсь успокоиться. Перевожу дыхание и отстраняюсь.
– Очень похожа, – вру я и улыбаюсь, – спасибо, Лиза. Мне так давно никто не дарил подарки.
– Правда? – в ее глазах загораются лучики счастья.
– Правда, – говорю честно, – значит, ты любишь рисовать?
– Да, когда я вырасту – стану художником, – в ее словах столько уверенности и мне остается надеяться, что она ее не потеряет.
Лиза поднимает глаза наверх, и я оборачиваюсь. Марк смотрит на меня с осуждением и качает головой, а затем разворачивается и, молча, уходит. Воспитатель зовет Лизу. Мы прощаемся, и я провожаю ее взглядом. Когда она со всеми детьми скрывается в здании, поднимаюсь на ноги и иду к машине. Сажусь и, сжимая в руке листок, смотрю в окно. Я чувствую его взгляд на себе. Это невыносимо. Откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза. Он не имеет права осуждать меня! Никакого права! Щелчок, и голос Петровича. Отъезжаем. Они беседуют о том, что нужен ремонт в спортивном зале. Марк обещает найти спонсоров и сам помочь.
– Остановишься? – спрашивает Петрович.
– Нет, – резко отвечает Марк.
– Это неправильно, сынок. Пути господни неисповедимы.
Начинаю прислушиваться к их диалогу.
– Не начинай, сказал не пойду, и не проси об этом, – голос Марка непреклонен.
– Ладно, завтра сам съезжу в церковь, – сдается мой начальник.
А я начинаю анализировать полученную информацию. Почему Марк так враждебно настроен по отношению к Богу? Что же с ним произошло? Только один человек может ответить на мои вопросы, и я решаю в ближайшее время расспросить Ингу.
***