— Да, Надежда Алексеевна, мне кажется, у нас все получилось, — приветливо улыбнулась Александрова. — Скажите, Виталий Эдуардович сейчас свободен? Мне бы хотелось с ним поговорить.
— Да, Машенька. — Женщина указала рукой в сторону двери, из которой сама только что вышла. — Он как раз на кухне. Проходите.
— Это будет удобно?
— Думаю, да.
Прежде чем войти, Мария стукнула костяшками пальцев в стеклянную дверь.
— Добрый день, — вежливо улыбнулась, чуть задержавшись на пороге.
— Добрее не бывает. — Бажин стоял у стола, жирно намазывал черную икру на белый хлеб и собирался пить водку. Перед ним стояла наполненная рюмка.
— Я не помешаю? Хотела с вами поговорить. — Застав его за этим занятием, отчего-то смутилась. Что-то странное и неправильно виделось во всей этой ситуации.
— Присаживайся. — Опустошил рюмку.
Маша прошла к кухонному островку и остановилась у стула, на который указал Виталий. Она немного отодвинула его и осторожно села, стараясь не задеть поверхность стола и не разрушить большой карточный домик. Забавное у него хобби…
— Маня, а выпей со мной? У меня был тяжелый день. У меня было целых три тяжелых дня.
— Простите, мне кажется, это плохая идея. — Вздохнула, удобно приваливаясь к спинке стула и ожидая, когда Бажин каким-то знаком выразит готовность ее выслушать.
— Так и запиши в свой дендроплан: посадить гортензии и выпить с шефом. Это приказ. Считай, что ты сегодня на симпозиуме. — Он, конечно, шутил.
— Да, это все меняет, — невольно улыбнулась Мария.
— Симпозиум, если переводить с греческого дословно, означает «выпивать вместе». Давай хоть кофе попьем. — Достал чашку, налил кофе и аккуратно поставил ее на стол перед Машей. — Извини, кофе уже немного остыл, я не пью кипяток.
— Ничего страшного, я тоже не пью горячий.
Потом он закурил, взял пепельницу, свою чашку кофе и наконец уселся. Коротко затянувшись, выдохнул в сторону и положил сигарету на край темного стекла. Кончиками пальцев подвинул к себе две карты. Со слабым шорохом они проехали по полированному граниту.
— Ты меня боишься? — Продолжил собирать карточный домик. Говорил он тихо, вероятно, дыханием боясь порушить свое строение.
— Почему? — невольно Маша тоже понизила тон и ради приличия сделала глоток кофе.
— Это я спрашиваю — почему? — почти шепнул. Пристроил сверху только что поставленных карт еще одну, отклонился и выдохнул.
— Не боюсь. — Ей захотелось сделать так же: глубоко вдохнуть и выдохнуть.
— Врешь, — сказал он громче. — Я всегда чувствую, когда люди врут. Я очень чувствителен ко лжи. Видимо, родился со специальной настройкой.
Бажин смотрел на карты, а Маша смотрела на его руки. Молча и завороженно следила за его плавными, ровными и точными движениями. У него красивые руки, пальцы. Кажется, про такие говорят: как у пианиста.
— Я не знала, что вы курите.
— Я не курю. — Он не улыбался. Наоборот, взгляд его карих глаз стал более сосредоточенным.
— Понятно.
— Я давно бросил. Исходя из тех же соображений, что, наверное, и все. Но иногда меня страшно тянет покурить. И тогда я думаю… — Поднял взгляд, и у Маши перехватило дыхание. — Это же просто сигарета. Делаю две затяжки. И снова забываю про то, что когда-то курил. — Он снова коротко затянулся, выдохнул дым в сторону и затушил сигарету.
— Весьма своеобразный способ борьбы с зависимостью.
— Очень действенный. Бороться нужно против кого-то и за что-то, а не с самим собой. Бороться против самого себя из-за двух затяжек — бессмысленно. Я же сам себе друг. А вот ты, Маня, сама себе враг.
— Почему это?
— Потому что борешься сама с собой против удовольствия. Борешься глупо и бесполезно. Но я подумаю, как решить эту проблему.
— Какую проблему?
— С твоей неловкостью. С тем, что тебе мешает.
Она улыбнулась:
— Не стоит. Давайте оставим все как есть.
Разумом Александрова понимала, что нужно встать и уйти. Но воли странным образом не хватало — так и сидела, будто приклеенная к стулу, беспомощно следила за его руками, вслушивалась в зрелый грудной голос. Куда ее воля рядом с ним девается, Маша не понимала. Потому и Инне не смогла объяснить, что чувствует к этому мужчине. Ничего трепетного и теплого она не ощущала, а только в желудке засасывающую пустоту, как перед экзаменом.
Виталий кончиками пальцев снова подтянул к себе две карты и Маша, сама не заметила, как снова задышала с ним в такт: задерживала дыхание, когда он ставил карты и выдыхала, когда он осторожно убирал руки. Еще через минуту она с удивлением обнаружила, что начала всерьез переживать за его карточный домик. Что вот-вот он рухнет, и усилия Виталия пойдут прахом.
— Бесишь ты меня, Маня, — тихо признался он.
— Слава богу, — облегченно вздохнула Мария.
— А ты думала, что я к тебе испытываю другие чувства? — бросил на нее усмехающийся взгляд.
— Честно говоря, да.
— Что я тебя хочу?
— Угу.
— Правильно думаешь. Но ты меня жутко бесишь, потому что все три месяца делаешь вид, что между нами ничего не происходит.
— Между нами и правда ничего не происходит. И никогда не должно произойти.
— Врешь. Между нами… буря, — невозмутимо произнес он и щелкнул по карте.