Капкан

Мои часы издают звуковой сигнал, и мужчина сглатывает. Я запираю за нами дверь спальни и притягиваю его к себе. Я отключаю сигнализацию. Едкий запах тела проникает мне в нос, и я вдыхаю его. Мне это чертовски нравится. Я прижимаю его шею к своей руке, почти перерезая ему трахею. По его щеке стекает слеза.

— П-п-пожалуйста — хнычет он. — Я не хочу умирать.

Я позволяю ему упасть на пол, и он тут же спотыкается, когда со всех сил пытаясь дотянуться до двери, но замок ставит его в тупик.

— Я не хочу умирать. — снова кричит он, и его щеки блестят от слез.

Я провожу пальцем по его коже, затем слизываю соль с кончика. Вместо бесцветных глаз мужчины, смотрящих на меня снизу вверх, я вижу горящие зеленые глаза Ремеди. Её открытый рот слюнявит мой член, а черные слезы стекают по ее щеках.

Сколько времени ей потребуется, чтобы начать вот так умолять меня? Как долго она продержится, учитывая, насколько она развратна?

Мой член прижимается к шву моих брюк, и я подхожу ближе к мужчине. Он съеживается на четвереньках.

Ремеди одна? Голая в своей спальне? Прикасается к себе, чтобы чувствовать себя в безопасности?

Она хочет все это, зажимы для сосков, ножи, бейсбольные биты. Всё, что поможет ей взять под контроль боль. Весь ее мир — это отклонение от нормы.

Я похлопал по карману, цепь позвякивает под тканью. Я хочу, чтобы она был у нее на горле. Прямо, блядь, сейчас.

Звонит мой телефон, но я не обращаю на это внимания.

Я стону. Нахуй это. Я знаю, чего я хочу. Я вытаскиваю цепь — толстые звенья заканчиваются уплотнительными кольцами. Цепь — удавка для крупной собаки. Или, еще лучше, для человека.

Я продеваю цепочку через кольцо, образуя петлю, и мужчина съеживается, он спотыкается о собственные ноги, когда ползет к двери.

Предполагалось, что эта цепочка предназначена для Ремеди. Это должно было случится завтра ночью.

Но я не могу ждать.

— Надень это себе на шею. — приказываю я.

— Тогда ты отпустишь меня? — спрашивает мужчина.

Я глажу его по голове, как собаку. Люди жалки. Как только они понимают, что их жизни на кону, они сделают все, что угодно, лишь бы спастись.

Ремеди потребуется много времени, чтобы достичь дна этой ямы отчаянья, и я намерен наслаждаться каждой секундой этого.

— Конечно. — вру я.

Подчинившись, он надевает цепь — удавку себе на шею.

— Ты увлекаешься играми с домашними животными? — спрашивает он. — Я могу это сделать. Я умею лаять. Я умею показывать фокусы. Я могу отсосать твой член. Я могу…

Хватаясь за длинный конец цепи, я бью его в грудь, пока не наваливаюсь всем своим весом, придавливая его к земле. Затем натягиваю цепь назад, наблюдая, как он темнеет от крови.

И я его больше не вижу. Ее изумрудные глаза заменяют его, ее тело дергается в ожидании разрядки, пока я вытрахиваю из нее последний вздох.

Он тянет за цепочку, и я отпускаю ее. Его вздохи наполняют воздух. Но он уже так слаб. Это раздражает.

— Я сделаю все, что угодно. — говорит он.

Стоя на коленях, он расстегивает мой пояс и молнию.

— Пожалуйста. Не убивай меня.

Зубцы молнии открываются со щелчком, похожим на тиканье часов. Он прав, я жесток, но не для него. Дело не в том, чтобы развлечься или заработать денег. Речь идет о власти и контроле. Точное знание того, что я могу сделать.

Мой телефон снова звонит. Но на этот раз, когда я проверяю его, на экране мигает сообщение от Ремеди.

Я хватаю цепочку, отталкивая его от себя, и отвечаю на телефонный звонок. Слюна стекает из уголков его рта, как будто он полоскает рот, и я натягиваю цепочку потуже.

— Да? — отвечаю я на телефонный звонок.

— Ты можешь приехать? — спрашивает Ремеди. — Моя дверь все еще сломана. И ты прав. Я должна научиться чинить её. Ещё дверная ручка на холодильнике оторвана. Так что да, здесь все разваливается на части.

Это звучит так, словно я ей нужен.

— Скоро буду. — говорю я и вешаю трубку.

Затем смотрю на темно-красное лицо мужчины.

— Прошу прощения, что прерываюсь, но у меня назначена встреча.

Я тяну за цепь, стоя у него на груди, пока лицо мужчины не становится фиолетовым, как баклажан. Наконец, напряжение на его лице ослабевает, отпуская и уходя в смерть.

Я вытираю лоб. Пот стекает по моим пальцам. Мой член напряжен до предела, и я сжимаю головку через брюки.

Скоро.

Я смотрю на тело. Мне нужно навести порядок. Вынуть гвозди из окон. Выбросить лишние ключи. Покрасить его тело грунтовкой, затем положить его в подвал, заполнив изоляционной пеной до тех пор, пока он не исчезнет.

Но все, о чем я могу думать сейчас — это Ремеди, стоящая на коленях.

Я толкаю мужчину в подвал, затем надеваю свою защитную маску. Быстро наношу на его тело грунтовку, это не устраняет неприятный запах, но помогает его блокировать, особенно в сочетании с изоляционной пеной.

Я беру насос из гостевой спальни и включаю насадку пистолета, позволяя полиуретану волнами обволакивать его тело. В итоге, из пышного белого материала торчат только его пальцы, но даже они сливаются со всем остальным. Мой член дергается, жаждущий моего маленького лекарства. Она и так ждала слишком долго.

Я закрываю крышку подвала, запечатывая его внутри и натягиваю на него плед.