Капкан

Она дергает бедра в сторону, указывая на торт, усеянный безумным количеством свечей на кухонной стойке. Розовый шрам на ее щеке растягивается вместе с ее улыбкой, отражая свежий шрам на моей. Новое, откровенное черное платье подчеркивает новый кружевной узор на верхней части бедер, обручальное кольцо из оникса мерцает в свете свечей.

— Угадай, сколько свечей на этот раз?

— Сто? — спрашиваю я.

Она наклоняет голову.

— Однажды ты получишь свои трехзначные цифры. — ухмыляется она.

Новый ошейник Бонс звенит в коридоре. Мне нужно снять колокольчик — в этом ежемесячном мотеле не должно быть домашних животных — но прямо сейчас мне нужна Ремеди.

Я хватаю ее за задницу и крепко целую. Таков наш шаблон.

Мы втроем, включая Бонс, никогда не задерживаемся на одном месте надолго и заводим «друзей» в каждой области.

Если у Ремеди есть предпочтение — обычно это кто-то, кто, по ее мнению, «заслуживает» этого — тогда я убью этого человека, украв вместе с этим его деньги.

Никто не скучает по иностранцу. Но если она этого не сделает, я выберу того, кто продержится дольше. Так интереснее.

И время от времени это мой день рождения или день нерождения, или как там Ремеди хочет это назвать, я набиваю ей задницу и задыхаюсь, пока она не кончает так сильно, что она теряет сознание.

Мне плевать на торт — я никогда не любил сладкое — но мне нравятся побои.

В этот день нерождения мы оказались на маленьком острове у побережья Мексики. Я тушу огоньки, и Ремеди визжит, тут же горстями вытаскивая свечи.

— Эй. — говорю я, останавливая ее. — Посчитай их.

Пока она считает, ее веки дрожат, зная, что я заставлю ее посчитать еще раз позже. Я обмакиваю палец в торт, затем слизываю глазурь с пальца. Она наблюдает, как я верчу языком, зная, что именно так я позже и собираюсь полакомиться ее клитором.

Сахар придает медный привкус.

Кровь все еще у меня на ногтях, а мой член твердеет из-за нее. В моей памяти всплывает последний раз, когда я видел, как Ремеди убила человека. Кровь залила ее руки и живот, и в этом хаосе кровь даже попала на ее киску, и я слизал ее с нее. Я все еще побеждаю ее множеством тел, но она постепенно наращивает свой счет. У неё сейчас четыре.

То, что у нас есть, редкое, но именно это делает его особенным. Мы во многом похожи, но мне нравится, что она от меня отличается. Ей нужна причина. Мне нет. Но мне это в ней нравится.

Ее одноразовый телефон вибрирует, и когда я вижу номер телефона, я жестом предлагаю ей ответить на звонок. Это ее мама.

Она произносит.

— Извини.

— Дает мне шанс убедиться, что ты не пропускаешь свечи. — поддразниваю я.

Я пересчитываю их всех — на этот раз им тридцать девять, всего на несколько лет старше моего реального возраста — и к тому времени, когда она возвращается, выражение ее лица изменилось. Ее плечи опускаются, рот распущен и угрюм.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает сама себе, но я вижу, что она пытается выставить все, как будто это пустяки. Я убираю волосы с ее зеленых глаз.

— Мне плохо. — говорит она.

Я знаю, что это о ее отчиме. Ее мать не очень хорошо восприняла его исчезновение, хотя они уже много лет были в разводе. Думаю, они все равно поддерживали связь, и теперь она думает, что он ее призрак.

— Не стоит. — говорю я.

— Я знаю, но моя мама, она такая…

Ремеди останавливается, и слова тают у нее во рту.

— Ты сделала то, что должна была сделать. — говорю я. — Насколько ты знала, я бы убил тебя, если бы ты не убила его.

Она пыхтит через нос, ее ноздри раздуваются.

— Ты бы не убил меня. — она закатывает глаза, на пухлых губах появляется дерзкая ухмылка.

— Ты этого не знаешь.

Она смеется. Я обнимаю ее, натыкаюсь ртом на ее шею и кусаю до тех пор, пока она не визжит.

— Кэш! — кричит она. — Ой! Кстати.

Она поднимает свой одноразовый телефон.

— У Дженны новый парень.

Ремеди догоняет Дженну, создавая фейковые профили в социальных сетях и просматривая ее страницу на наличии новой информации. Если что-то и беспокоит ее в связи с отъездом из Ки-Уэста, так это потеря лучшей подруги. Но мы оба согласились, что это лучший способ обезопасить Дженну.

— Нам нужно позаботиться об этом? — спрашиваю я.

Ее последний, жестокий бывший был номер три для Ремеди.

— Нет. — говорит она, изображая сопротивление, словно разочарована тем, что мы не можем его убить. — Пока он ее не ударит, мне, честно говоря, все равно.

Через несколько месяцев после нашего отъезда мы отправили Дженне фотографию очень мертвого на вид мистера Уинстона.

«Реквизит для фильмов.» написала Ремеди на обороте.

Она оставила его без подписи и обратного адреса.

Я разворачиваю Ремеди так, чтобы она опиралась на стойку, зажатая между моими руками. Я прижимаюсь к ее губам, рыча, когда ее язык ищет мой. Ее губы как атлас, и я знаю, что не заслуживаю ее. Я не могу вернуть ей лучшую подругу или маму, но я могу дать ей такую ​​жизнь.