Капкан для «Барбароссы»

— Человеческие жизни, Вячеслав. Их президент в своём письме не зря подчеркнул то, что они трепетно относятся к военным жертвам советского народа. По его словам, с началом войны нас ожидает просто шквал добровольцев, которые захотят принять участие в боевых действиях на нашей стороне. И за их жизни нам придётся платить.

— Чем платить? Что мы можем им предложить в качестве оплаты? Какие политические уступки они потребуют от нас?

— Их не интересуют изменения нашего политического строя, поскольку события у нас никак не влияют на их настоящее. Разве что, с точки зрения политической поддержки населением руководства страны. Она и так достаточно высока, но факт поддержки Советского Союза в грядущей войне сделает её вообще беспрецедентной. Для их условий.

Сталин снова поднял телефон.

— Товарищ Мокшанцев, выведите, пожалуйста, на экран кадры про «Бессмертный полк».

— Что это? — поразился Молотов, глядя на бесконечный поток москвичей, движущихся по с трудом узнаваемой улице Горького с портретами фронтовиков.

— Ежегодное шествие простых граждан в память о людях, защитивших их страну в той самой войне. Они официально отказались от коммунистической идеи, но смогли объединить страну другой национальной идеей — памятью о войне, победа в которой досталась им колоссальной ценой. Можешь себе представить, какой будет поддержка населением политического лидера, помогающего нам выиграть эту войну и сохранить живыми людей с этих портретов? Ничто так не объединяет население, как чувство сопричастности к чему-то великому. Для нашего народа — к построению коммунизма. У них — к достигнутой их предками, под нашим с вами руководством, победе. Достаточно, товарищ Мокшанцев, — произнёс вождь в телефонную трубку.

— Есть предложение рекомендовать на Политбюро товарищам Сталину, Калинину и Молотову установить официальные отношения Союза Советских Социалистических Республик с Российской Федерацией, — кивнул Калинин.

— Поддерживаю, — задумчиво произнёс Молотов.

— В таком случае, я проинформирую Клима, Анастаса, Лазаря и товарища Андреева о заседании, которое состоится завтра, — кивнул Сталин.

— Жданов? Хрущёв? — поднял бровь глава правительства.

— Жданов в Ленинграде, и его можно не дёргать. А Никитка… Как совершенно неожиданно выяснилось, у Первого секретаря ЦК Компартии Украины товарища Хрущёва на днях произошло резкое обострение какого-то очень тяжёлого хронического заболевания. Правда, он сам о нём узнает только завтра по прибытии в Москву, но, как утверждают врачи, заболевание настолько серьёзное, что в будущем это помешает ему занимать любые высокие партийные посты. Включая членство в Политбюро и ЦК.

Сталин передал гостям кабинета по несколько скреплённых вместе листков с текстом такого же качества исполнения, как и письмо президента Российской Федерации.

Глава 7

Что-то странное в последние недели происходило вокруг Хозяина. И самое неприятное, что каменную стену, которую он при этом выстроил вокруг себя, невозможно было пробить, чтобы понять, что именно изменилось. Власик затеял в Кремле какие-то технические новшества, и в чём именно они заключаются, не мог сказать вообще никто. Молотов, Калинин, Ворошилов, Микоян полностью ушли в работу, о которой ничего не могли поведать даже их ближайшие помощники. Каганович вертелся, как уж на сковородке, и всячески оттягивал просьбу о встрече. А тут ещё эта история с Хрущёвым.

Никитка, возглавивший украинское ЦК и вошедший в состав Политбюро, чувствовал себя на гребне волны и выстраивал своё уютное царство в Киеве, окружая верными лично ему кадрами. Не без просчётов, не без мелких грешков, но он уже давно научился лавировать между центрами силы, непременно извлекая из этого собственную политическую выгоду. И вдруг этот приказ сделать так, чтобы на собираемое срочное заседание Политбюро он не доехал. Что именно накопал на него Коба в обход Берии, Лаврентий Павлович пока так и не узнал. Но Никитку прямо из самолёта в тяжёлом состоянии доставили в больницу, где он продолжал оставаться без сознания.

В вызове на Ближнюю Дачу, кажется, не было никакого подвоха. По крайней мере, нарком Внутренних дел не чувствовал за собой никаких грехов, которые Сам мог бы использовать против него. Поэтому несколько официальный вид, с которым его встретил генеральный секретарь, Берия воспринял как прелюдию к какому-то очень серьёзному поручению.

— Садись, Лаврентий, — жестом указал ему Коба на свободный стул, и сразу же вручил несколько листов бумаги. — Читай.

— Что это? — ошалел Берия, ознакомившись буквально с парой первых абзацев.

— Фрагмент аналитической записки о причинах, приведших к гибели Союза Советских Социалистических Республик, и её последствиях для советского народа.

— Откуда? И насколько этой бумаги можно верить?

— Верить обязательно. Откуда — сейчас для тебя это не важно. Читай!

Берия торопливо глотал строчки, возвращался назад, снова перечитывал и отказывался верить в прочитанное. Пару раз он пытался открыть рот, но непрерывно натыкался на жестокий взгляд хозяина дачи, требующего только одного:

— Читай!