Капкан для белой вороны

Видимо, Генрих, ко всем его прочим достоинствам, был еще и труслив. Через полчаса он зайчиком маячил у моего подъезда. В противном случае я пообещала сама нанести ему визит, благо примерный адрес у меня был.

– Нет, я не понимаю, на каких основаниях ты вторгаешься в мою жизнь и наводишь там полный хаос, как, впрочем, тебе всегда было свойственно. Не понимаю. Может быть, вы мне объясните? – обратился он к Гришке.

– Сейчас объясним, – легко согласился Гришка, и кинув на стол веером фотографии, с вызовом посмотрел на Соболева, – ну?

– Да что вы тут нукаете? – не унимался Генрих, – вы меня уже одолели с этими снимками. Постойте, постойте…

Генрих вдруг пристально вперился в неприличные кадры и крякнул. Видимо, узрел там что-то неожиданное для себя. Радость узнавания ненадолго мелькнула на его лице и уступила место крайне озадаченному выражению.

– Но… как?

– Что как?

– Как эти фотографии попали к вам? Что это значит?

– Они вам знакомы? – Гришка на всякий случай подошел поближе к Генриху и заглянул ему прямо в лицо. Тот словно и не заметил.

– Знакомы? Хм… да, в некотором роде. В некотором роде знакомы.

Он вдруг принялся суетливо сгребать фотодокументы в кучу. Сгреб, прикрыл их руками, чуть ли не упал на них грудью, как на амбразуру вражеского пулемета.

– Откуда у вас эти фотографии? – заорал он.

– Вы тут это, не орите, соседи перепугаются, – утихомиривал его Гришка, – судьба фотографий вам известна. Это вы изображены во всей красе?

– Я, – скромно признался Соболев, – но это какой то монтаж. Вот ее, – он ткнул в меня растопыренной пятерней, – там не было!

– А кто же там был? – удивилась я. Ну Генрих, ну дает.

– Другая женщина, – отрезал Генрих, – это фото из моего личного архива. Я не понимаю, каким образом вам удалось их заполучить, но если вы решили меня шантажировать, то это бесполезно. Бес-по-лез-но!

* * *

Выпроводив Генриха, мы без сил упали на диван. Как мы ни пугали старого греховодника, он не открыл нам новых подробностей. Сказал лишь, что его личные архивы каким то образом использовали в неведомых ему целях. Вырезали со снимков его партнершу и вклеили туда совсем постороннюю женщину. Может меня, может просто на меня похожую дамочку.

– Вам это не приходило в голову? – издевательским голосом спросил Генрих на прощанье, – не так уж трудно сделать такой монтаж.

И все-таки, зачем Лешка занес Генриха в свой блокнот? Планировал с ним поговорить по-мужски? Набить ему морду. Нет, кто угодно, но не Лешка. А вот имени Элина в блокноте не было. И короткого китайского прозвища Ли тоже…

– Насть, давай чайку, а?

С трудом собрав себя в кучку, я попыталась встать. Мог бы и сам между прочим – чайку. Но видимо Гришка рассудил, что мне любым способом надо отвлечься. Я добралась таки до кухни, нашарила выключатель и согнав Риту с полки, попыталась понять – какой именно чай заварить? У меня был фруктовый, зеленый, гранатовый, мате и только обычного черного почему-то не было. А Гришка пьет именно черный, до густоты заваренный напиток. Пошла к соседям.

Петуховы в это позднее время не спали. Аннушка корпела над толстенной домовой книгой, куда вписывала все доходы и расходы, ее драгоценный Петюня пригорюнился у телека. Детки сидели по своим норкам, откуда доносились звуки трассирующих пуль и предсмертные вопли героев компьютерных игр. Лепота. Именно так, кажется, представляют счастье авторы любовных романов. После долгих скитаний, после лишений и испытаний герои селятся в тихом месте, рожают детей и уж более не привлекают к себе внимание. Кому интересно чужое однообразное благополучие?

– Чаю дашь? – спросила я нахмуренную Аннушку, что у нее не сходилось в подсчетах.

– А тебе какого? У меня есть фруктовый, зеленый, гранатовый…

– Мне черного.

– А черного нет. Закончился, Насть, ты представляешь, у нас все моментально заканчивается. Остается только то, что мы не любим.

– Зачем покупать то, что не любишь?

– Ой, не морочь мне голову. Что случилось то? Лица на тебе нет.

– Лешка пропал, – ответила я коротко, скрывать сейчас что-то, пристраивать на лицо выражение спокойствия и невозмутимости сил не было. Словно в отместку за их неподходящее моему моменту благодушие, решила была откровенной.

– То есть как пропал? Ты что, Насть? – не поверила Аннушка.

– Так и пропал.

– Ой, Насть, что же делать то? Ты в милицию обратилась? А?

Я была благодарна Аннушке, что она и на секунду не допустила мысли о том, что Лешка мог пропасть по собственной инициативе. Да и как такое можно было предположить про Лешку? Добропорядочный зануда, он был самым честным человеком из всех, кого я знала. Он мог что-то скрывать от меня, он даже в принципе мог врать мне и все равно он был самым честным. Я точно знала, что если когда-нибудь он соберется меня бросить, я узнаю об этом первая и без мучительного ожидания.

– Обращалась. Гришка, точнее, обращался.

– Петька, Петь, да иди же сюда, – загомонила соседка, – Петь, Лешка пропал!

– Иди ты, – Петька тоже не сразу поверил в такое, –Ну погоди, сколько времени прошло? Он что, он где пропал то?

– Да не знаю я, ничего не знаю. Вечером пропал, а где, не знаю.