Капкан для крестоносца

– Кузина Джоанна, у гонца имелось письмо от Ричарда и для меня. Король пишет, что теперь с ним обращаются хорошо и скоро отпустят. Но перечитав послание, я понял, что на самом деле в нем сказано очень немногое. Мне даже показалось, что кузена заставили его написать, но курьер уверяет в обратном. Не был ли он более откровенен в послании к тебе?

Джоанна медленно покачала головой, и они посмотрели друг на друга в тягостном молчании. Никому не пришло в голову задать тот же вопрос Беренгарии. Оба знали, что если Ричард был так сдержан с сестрой и лучшим другом, то едва ли станет откровенничать с юной испанкой, бывшей его женой, но не наперсницей.

* * *

Андре прозрачно намекнул, что раз он здесь и будет сопровождать женщин до Пуатье, то граф Раймунд может вернуться в Тулузу. Кардинал Мелиор охотно поддержал это предложение. Раймунд широко улыбнулся и сказал, что с легким сердцем может доверить дам заботам лорда Андре, но считает долгом чести оставаться рядом с ними до конца путешествия. На следующее утро они все вместе выехали из Ниорта, заночевали в замке Лузиньянов, так давно бывших репьем под седлом у Анжуйцев. Но Гуго де Лузиньян сражался вместе с Ричардом в Святой земле, и потому усвоил непривычную для своего семейства роль верного вассала. На следующий день, в праздник Св. Луки Евангелиста, путники пересекли мост Сиприан, навстречу восторженному приему столицы Алиеноры, такого любимого ей города.

* * *

Джоанна привыкла быть за старшую, но оказавшись во владениях Ричарда, старалась не принизить Беренгарию, поэтому именно супруга короля устраивала роскошный пир в благодарность кардиналу Мелиору и графу Раймунду. Заодно он стал запоздалым празднованием дня рождения Джоанны, которой во время пребывания в Блае исполнилось двадцать восемь лет, но сама именинница попросила подругу придержать это до поры в секрете. На следующий день кардинал отбыл к французскому двору. Его отрядили с дипломатическим предупреждением к Филиппу, хотя легат, да и сам папа, сомневались, что французский монарх ему внемлет. Джоанна была очень благодарна кардиналу за церковную защиту в его лице. Но одновременно радовалась его отъезду.

В послеобеденный час Андре попросил Джоанну прогуляться с ним в сад; его поведение было достаточно загадочным, чтобы возбудить ее любопытство. Под могучим вязом нервно прохаживался паренек, и, увидев его, женщина сразу все поняла. Это был крепкий подросток, высокий для своих лет – двенадцати, как ей было известно, – с вьющимися медно-рыжими волосами и серо-голубыми глазами. У Джоанны перехватило горло, потому что этот симпатичный юнец был точной копией отца. Филипп робко смотрел, как она приближается, потом не без изящества поклонился и поздоровался хрипловатым, недавно начавшим меняться голосом:

– Моя госпожа!

– Я бы предпочла «тетя Джоанна», – поправила она и заключила сына Ричарда в теплые объятья, в равной мере вызвавших с его стороны радость и смущение, и, подведя мальчика к скамейке, жестом велела ему сесть рядом. – Рада наконец познакомиться с тобой, Филипп. Твой отец много рассказывал о тебе.

– Правда? – Филипп расцвел в улыбке, и она энергично кивнула, хотя все было совсем не так – Ричард крайне неохотно касался своей личной жизни.

Но Джоанна знала, что именно требуется услышать этому растерянному мальчишке. Она не сомневалась, что он обожает своего прославленного родителя, хотя не очень-то хорошо его знает, и последние несколько месяцев наверняка выдались весьма трудными для него. Королева тепло улыбнулась Андре, благодарная, что рыцарь взял паренька к своему двору, и принялась завоевывать доверие племянника. Задача была не из трудных – настолько мальчик изголодался по семейным привязанностям – Андре был единственным родичем, которого он до тех пор знал.

Шовиньи присоединился к их разговору и оба взрослых получили столь нужную передышку от текущих забот, рассказывая Филиппу забавные истории про детство Ричарда и про его поход в Святую землю. Когда юнец вдруг вскочил в тревоге, Андре и Джоанна растерялись, но потом проследили за его взглядом и заметили Беренгарию, входившую с фрейлинами в сад.

Испанка замерла, глядя на Филиппа, потому что внешнее сходство говорило за себя красноречивее всяких слов. Андре собрался было встать – он полюбил мальчишку и не хотел, чтобы того унижали или стыдили за грех, не им совершенный. Джоанна лучше знала невестку и успокаивающе похлопала кузена по руке, спокойно наблюдая за приближением Беренгарии к сыну Ричарда.

– Ты Филипп, – сказала Беренгария.

Это не был вопрос, но мальчик кивнул, с видом одновременно вызывающим и смущенным. Он уже был ростом с нее, поэтому наваррке пришлось приподняться на носочках, чтобы поцеловать его в щеку.

– Я так рада познакомиться с тобой, – сказала она.

Видя, как племянник залился краской удивления, радости и облегчения, Джоанна улыбнулась и поймала себя на мысли, что Раймунд был прав: в своей испанской супруге Ричард обрел настоящий бриллиант.

* * *