Капкан для крестоносца

– Я могла бы сказать то же самое про своего второго. Пока он не заделался моим тюремщиком, разумеется. – Алиенора отпила глоток вина, наблюдая за собеседницей поверх кубка. – Не так давно я получила письмо от Констанции. Она в бешенстве из-за того, что ее дочь стала частью платы за освобождение Ричарда. Глупая женщина ведет себя так, словно у нас есть выбор. Впрочем, не так просто отпустить от себя дочь, Хавиза. Нам остается лишь надеяться, что наши девочки обретут счастье с тем, кого мы для них предназначили. Не знаю как насчет Аликс, но думаю, что с Марией, Леонорой, Тильдой и Джоанной так и случилось. Хотя матери всегда стараются верить в лучшее…

– Я рада, что родила сына, а не дочь. Сыновей, по крайней мере, не отнимают как племенных кобыл.

– Но сыновья находят другие способы нарушить наш покой и разбить нам сердце.

Замечание было верное, и у Хавизы ком встал в горле. Проглотив его, она пошутила насчет везения младенцев – знай они, что их ожидает, никогда не согласились бы покидать материнскую утробу. Затем она широко открыла дверь, приглашая королеву к откровенности, сказав:

– Госпожа, а нет ли вестей от твоего сына?

– От какого именно? – Алиенора сделала еще глоток и заглянула внутрь кубка, словно надеялась узреть там не вино, а ответы. – Ты слыхала, что Джон состряпал новый заговор, на этот раз с целью похитить выкуп посредством подделки моей печати? Что о нем не говори, но в недостатке воображения ему не откажешь.

Хавиза не хотела говорить о Джоне, потому как что о нем не скажи, все равно ошибешься.

– Мне говорили, что многие отказывались вносить свою долю выкупа, особенно клирики, которым страсть как не хотелось расставаться с золотой и серебряной церковной утварью. Выкуп-то такой огромный…

– И я надеюсь, что Генрих будет гореть в аду за каждую из этих ста пятидесяти тысяч марок. – Голос у Алиеноры был негромким, но дрожал от сдавленной ярости. – Ни к кому не питала я такой ненависти, как к этому человеку. Но мы соберем эти его проклятые деньги – или достаточное их количество – к тому дню, когда в следующем месяце придет пора отправляться в Германию.

– Ты едешь в Германию, государыня?

Хавиза тут же пожалела, что задала вопрос. В конечном счете, перед ней была женщина, пересекшая Альпы в разгар зимы. Но с тех пор она стала на три года старше и приближается к библейскому возрасту в три раза по двадцать и десять лет, а Северное море в декабре способно испугать и мужчину вдвое моложе ее.

Брови Алиеноры удивленно вскинулись:

– Разумеется еду, Хавиза! В прошлом месяце от Ричарда пришло письмо, где сказано, что Генрих назначил дату его освобождения. Это понедельник спустя три недели после праздника Рождества Спасителя. То есть семнадцатое января.

Она улыбнулась подруге материнской улыбкой, столь же обворожительно, как некогда в молодости.

– Если Бог даст, – продолжила королева, – Новый год я встречу вместе с сыном. А потом… Потом мы вернемся домой.

Глава XX Шпейер, Германия

Январь 1194 г.

Ричарду не верилось, что меньше чем через две недели он обретет свободу. Большая часть выкупа была передана Генриху, а его мать и архиепископ Руанский прибудут в Шпейер ко дню его освобождения. Но Ричард отдавал себе отчет, что тот, кто доверится честному слову Генриха – круглый дурак, и расслабиться можно будет только когда он на самом деле отправится в путь, оставив за спиной Шпейер.

А посему очень обрадовался приезду большой делегации из Пуату – гости отвлекли его от мрачных подозрений и от мыслей об ошеломительно высокой цене, которую он платит за свое избавление. В числе прибывших были епископы Сента и Лиможа, Эмери, виконт Туарский, его младший брат Ги, а также два соратника Ричарда по Святой земле, Жиро де Берле-Монтрейль и Гуго ле Брюн, представитель непокорного клана Лузиньянов. Они доставили вклад в королевский выкуп, а епископ Сентский и Гуго также привезли государю письма от жены и сестры, поскольку по дороге заглянули к Беренгарии и Джоанне в Пуатье.

Эмери заслужил репутацию политического флюгера, а Жиро и Гуго принадлежали к семьям, считавшим мятеж своим родовым правом, но поскольку они решились на долгое и трудное путешествие в разгар зимы, Ричард предал забвению их прошлые грехи. Больше всего ему понравился Ги де Туар, который в отличие от других посетителей не задавал неудобных вопросов насчет его заточения. Вместо этого ему хотелось услышать о подвигах короля в Святой земле. Поэтому Ричард делился с Жиро и Гуго воспоминаниями о боях с сарацинами и повеселился, когда речь зашла про то, как он спасал Гуго из осажденного рассерженными жителями Мессины дома. Ричард подшучивал над попыткой Балдуина де Бетюна оседлать верблюда и согласился, что самой быстрым скакуном во всем христианском мире был Фовель – конь, которого король отобрал у Исаака, деспота Кипрского.

Приятный вечер резко оборвался с приходом мастера Фулька, который вручил Ричарду послание от германского императора. Охваченный недобрым предчувствием и затаив дыхание, король взломал печать