Капкан для крестоносца

Если Алиенора и Людовик не подходили друг другу, то с Генрихом она составила идеальную пару: то были два сокола высокого полета, одержимые жаждой престола и друг друга. В течение двух лет со дня их свадьбы Генрих овладел Англией, и Алиенора снова стала королевой. Домены первого ее мужа казались ничтожными по сравнению с владениями Анжуйского дома, распростершимися от шотландской границы до Средиземного моря. Для соседей, испытывающих удивление, восхищение и зависть, Генрих словно летел на крыльях ветра. Алиенора горделиво парила рядом. Людовику она не смогла родить сына, а Генриху подарила пятерых, причем четверо из них дожили до совершеннолетия, и еще трех дочерей, из которых две сочетались браком с королями. В течение двадцати лет они шли от триумфа к триумфу. Даже убийство архиепископа в стенах Кентерберийского собора не заставило померкнуть блеск Анжуйского двора. А затем все вдруг рухнуло.

Никто не был удивлен сильнее Генриха, когда трое старших сыновей затеяли против него мятеж и их поддержала их мать, его королева. Король победил, разумеется, разгромив троих неоперившихся юнцов и бездарного полководца в лице короля французов, но этот бунт оставил в его сердце рану, которая никогда полностью не затянулась. Сыновей-то он простил, и прощал снова и снова, из года в год. А вот Алиенору нет. Генрих винил ее в отчуждении сыновей, которых любил, но при этом забывал посмотреть на себя. Он пришел к выводу, что Алиенора – ревнивая жена, возненавидевшая его юную любовницу, известную как Прекрасная Розамунда, и не верил утверждениям супруги, когда та говорила, что причинами ее возмущения стали слишком суровая власть, которую он взял над ее любимой Аквитанией и отказ наделить сыновей собственными доменами. Главной слабостью Генриха была его неспособность поступиться хоть толикой королевских прерогатив. Сыновья продолжали роптать на тугую узду, а Алиенора стала его пленницей: он заточил ее в английском замке вдали от родных земель. Зимы сменяли лето, а ей оставалось бессильно наблюдать, как ее собственная семья раздирает сама себя изнутри.

Однажды она сказала даме Амарии, преданной служанке, делившей с ней долгое заточение, что они с Генрихом редко допускали ошибки, но если уж допускали, то гибельные. У нее было шестнадцать лет, чтобы обдумать свои, и за эти долгие, трудные годы, вдали от мира Алиенора развила в себе способность, о существовании которой ее муж и сыновья даже не подозревали – искусство самоанализа. А еще королева научилась уживаться со своими горестями, и это дало ей силы пережить трагедии, предотвратить которые она не могла.

Хэл, их золотой мальчик, молодой король, умер во время очередного мятежа против отца. Среди прочих недостатков Генриха и Алиеноры как родителей было то, что у каждого имелись свои любимчики. Для Генриха это были Хэл и младшенький Джон, тогда как для Алиеноры на первом месте всегда стоял Ричард. Жоффруа досталась роль забытого сына. Его толкала на бунт неспособность отца понять, что он, Жоффруа, и Ричард совсем другие по сравнению с обаятельным, но никчемным и безответственным Хэлом. Жоффруа нашел глупую смерть во время турнира при дворе своего нового союзника, молодого французского короля Филиппа, который оказался столь же отличен от Людовика, как отличаются гранит и песок. Затем Генрих утеснил Ричарда, отказав признать его наследником. Он считал, что таким образом сможет повлиять на своевольного и гневливого сына. Но на деле только убедил Ричарда в том, что намерен лишить его права на трон в пользу Джона, и заставил отправиться по проторенной братьями дорожке – к французскому двору. К тому времени Генрих уже сдал и болел и не желал воевать с сыном. Но и был слишком горд, чтобы пойти на уступки и официально признать Ричарда преемником престола. И жизнь, полная великих побед, закончилась горькой драмой. Генрих умер в замке Шинон после того как пережил унизительную капитуляцию перед Ричардом и Филиппом. Мало кто сомневался, что окончательно сломила старика весть о предательстве его любимчика Джона, ради которого он шел на такие жертвы.

Первым же своим королевским указом Ричард освободил мать из заточения в замке Солсбери. Ей надлежит повиноваться во всем, гласил документ. И ей повиновались. Так началось лучшее, быть может, время в жизни Алиеноры, потому как она перестала быть птицей с подрезанными крыльями. Между ней и Ричардом существовало то, к чему так отчаянно стремился Генрих в общении с сыновьями, но так никогда и не достиг: полное и безоговорочное доверие. Сын охотно дозволял ей все, против чего всегда восставал Генрих – дал сполна развернуться ее недюжинным талантам, инстинктам политика, отточенным за пятьдесят лет на арене истории. Сразу после восшествия на престол Ричард стал готовиться исполнить данный им обет освободить Иерусалим от сарацин. Три года прошло с тех пор как меловые скалы Дувра растаяли вдали, но король был уверен, что под скипетром матери его королевство будет пребывать в мире до его возвращения.