Хлопнув парадной дверью, достаю из кармана джинсовых шорт наушники и на ходу пытаюсь распутать клубок проводов. Да так увлекаюсь процессом, что не замечаю ничего вокруг. Как следствие, тут же в кого-то врезаюсь – со всего размаху целую лбом портрет Че Гевары на серой футболке.
– Извини, я тебя не ушиб? – слышу над собой хрипловатый голос, и удивлённо поднимаю голову.
У него невозможно дерзкие карие глаза. В течение пары секунд больше ничего, кроме этих прожигающих глаз, не вижу. Я с изумлением отмечаю сковавшее мышцы напряжение. Неприятный тип.
Нет, с внешностью у парня всё в ажуре. Тёмный шатен с медным отливом и россыпью светлых веснушек на переносице похож на молодого холенного лиса. Вот только совсем не тем, что милый и безобидный, а какой-то нервирующей пронырливостью. Мне не нравится происходящее, не нравится давление наглого взгляда, не нравится развязность, с которой он переступает из стороны в сторону, не давая пройти. Тотальная антихимия.
– Нет, всё в порядке, – бормочу торопливо, спеша избавить себя от его подавляющей энергетики, но справедливости ради всё же добавляю: – Это я должна извиниться. Нужно было смотреть, куда иду.
– Настал мой черёд заверять, что всё в порядке. – Правая рука, плотно забитая татуировками, ловко перехватывает зажатые в моих пальцах наушники и за секунды возвращает уже распутанные провода. – Теперь прохожие точно в безопасности. Можешь не благодарить. Кстати, привет. Я Кир, а ты?
– Привет, – теряюсь, почувствовав мимолётное поглаживание на запястье, от которого по коже расходится резкое покалывание. Даже не пытаясь разобраться с природой вновь проскочившего напряжения, сухо выдыхаю: – Полина.
Чёрт. Подловил прохвост. Растерялась. С каких это пор я представляюсь незнакомцам?
– Достойное имя, – полные губы растягиваются в еле заметной улыбке. Я бы даже посчитала их красивыми, если б не капризный излом и неуловимая апатия, сквозящая в голосе. Моя Оленька таким же тоном хвалит суп из брокколи. И при первой же возможности выливает его в раковину. – Полина... Так звали любимую сестру Наполеона. Но до тебя прославленной красавице, как от земли до неба.
Попытка впечатлить меня эрудицией разбивается о раздражение, вызванное юрким скольжением прохладных пальцев вверх по моему предплечью. Я не то чтобы недотрога, но напористость Кира вызывает протест. Мы знакомы от силы минуту, а я уже горю желанием впервые в жизни использовать боевые навыки вне роды[2].
– Только прославилась она полнейшей безнравственностью, чем доставила венценосному братцу немало хлопот. На будущее не поленись углубиться в матчасть, потому что комплимент, мягко говоря, сомнительный, – язвлю, высвобождая руку, и встаю на цыпочки, чтобы заглянуть ему за плечо. Ещё каких-то два оболтуса сосредоточенно смотрят в нашу сторону. И что-то мне подсказывает их интерес отнюдь не праздный. – Пропусти. Я спешу.
– Не могу, – выдыхает он с непрошибаемой невозмутимостью. – Ты должна меня поцеловать.
Сдачи не надо
– Ты должна меня поцеловать.
Выразительно приподнимаю брови, на всякий случай начиная отступать. Мало ли что там ещё у него замкнёт в мозгах.
– Это с какой радости?
– Видишь тех двоих на скамейке? Они поспорили между собой, что ты меня с ходу отошьёшь. – потупленный взгляд и закушенная губа, очевидно, призваны надавить на чувство жалости, да только энное у меня срабатывает весьма избирательно.
– Сочувствую, – равнодушно пожимаю плечами. – Ты капитально переоценил свои силы.
Собираюсь пройти мимо, но Кир вдруг совершенно бесцеремонно перехватывает мою руку. Я всерьёз подумываю прописать ему локтем под рёбра, когда парень неожиданно дружелюбно улыбается.
– Прости, ты права. Несу полнейшую чушь. В теории заговорить с красивой девушкой намного проще. Собственно, в этом вся проблема, – глаза цвета пережжённого сахара смотрят с таким отчаяньем, что я невольно задумываюсь не наступаю ли ему на ногу. – Только не смейся, хорошо? Мне жутко неловко говорить... в общем, несмотря на возраст я всё ещё девственник и общение с противоположным полом для меня по-прежнему терра инкогнита, – его пальцы на мгновение сжимаются сильнее, натягивая нервы разрядом тока, но быстро отстраняются. Чтобы тут же лёгким движением скользнуть мне по щеке, заправляя волосы за ухо. – Выручи, пожалуйста. Я и так дико, просто до безобразия стесняюсь. Достали подкалывать, сил уже никаких.
Складно льёт. Ещё бы нынешняя робость хоть сколько-то вязалась с его первоначальным апломбом. Совсем за дурочку меня принимает? Казанова, чтоб его...
– Ничем не могу помочь, – резко мотаю головой, отталкивая протянутую к лицу руку. – Попытай удачи у шлюх. Может за деньги кто-нибудь да сжалится.
Карие глаза за мгновения недобро темнеют. Его перекашивает от злости. Похоже, кое-кто не привык к отказам. Хотя нужно отдать ему должное, голос при этом стелет с прежней вкрадчивой мягкостью.
– Я ж по-человечески. Один поцелуй. Даже не взасос. Выручи, я в долгу не останусь.
И порывистым жестом достаёт из заднего кармана пару смятых мелких купюр.