Капкан для маньяка

Деревня Забелино такая же старая, как и Лисино. В этих местах деревни вообще очень старые. Люди селились тут давно. Надежда где-то читала, что когда Иван Грозный разорил Новгород, то знатные люди целыми семействами бежали сюда и строили деревни. Никто их не преследовал, потому что между новгородской землей и этой пролегали непроходимые болота. Часть и сейчас еще осталась, там теперь торфяные разработки. И вот иногда, теперь уже достаточно редко, среди местных малорослых кривоногих дедков в кепочках и худых заезженных теток с плохими зубами вдруг попадется высокий плечистый мужчина, светловолосый и голубоглазый. Привет из древнего Новгорода! Нет-нет да и проскочит порода.

Деревни строились основательно. Поскольку много в этих местах было камней, то и дома делали из камня. И стоят такие дома лет по двести – что камню сделается!

В середине девятнадцатого века деревня Забелино, да и Лисино тоже достались помещику Воронцову. И стал он строить в Забелине дом, а в Лисине – каменную церковь. Конечно, удобнее было бы и церковь ему строить в Забелине, но дело в том, что в Лисине когда-то церковь уже была – в семнадцатом веке построили деревянную, но на хорошем каменном фундаменте. Место красивое – на холме, над речкой, а вокруг – лужок и сирень весной цветет. Деревянный верх развалился, а фундамент стоял себе да стоял. И от поместья к новой церкви замостили дорожку и обсадили ее березами. Церковь ту немцы взорвали в войну, а березы некоторые и до сих пор стоят. А помещичий дом не тронули ни наши в Гражданскую, ни немцы – в эту. Был там сначала клуб, потом сельсовет, потом медпункт, потом детский дом на даче жил. А когда Надежда уже в Лисине лето проводила, стоял хороший каменный дом пустой. Лет пять тому назад, когда она уже замужем за Сан Санычем была, ходили они как-то в Забелино гулять и завернули в имение. Сан Саныч тогда очень сокрушался, что дом пропадает, вот и печи уже стали местные мужики разбирать – кирпич там особенно огнестойкий, теперь такого уж нет. Парк огромный при доме зарос безобразно, только ястреб с высоты своего полета мог бы разглядеть когда-то прямые аллеи, спускающиеся к реке. Деревья остались – липы, дубы, вязы. Деревья все переживут, если молнией их не спалит. Был на реке когда-то и причал красивый. Да все заросло камышом. Сама деревня чуть в стороне, по реке сюда даже рыбаки не заплывают. Рядом с домом помещичьим – амбар, из старинного камня сложенный. Лет на сто он старше самого дома. Граф Воронцов использовал его, говорят, под конюшню.

Так и сгинул бы дом, если бы три года назад не приспособил его какой-то предприимчивый человек под трудовой лагерь. Жили там подростки и работали в колхозе, который к тому времени умер еще в Забелине не окончательно. А вот прошлой весной…

Как-то незаметно занял кто-то дом и амбар прихватил. Огородили весь бывший помещичий парк колючей проволокой. Дороги мимо поместья и раньше не было, так что посторонним там делать нечего. Рассказывали местные, что по первости полезли было ребята через проволоку посмотреть, что там интересного, но переловили их обитатели поместья поодиночке и здорово накостыляли. Что, собственно, там в лагере происходит, ребята и не выяснили, потому что до самого дома не дошли, охоту у них отбили. Местные хоть народ и любопытный, но не настойчивый. Нет в них такого настроя, чтобы все до конца выяснить. Живут люди, беспокойства от них никакого, а что свою шпану немного приструнили, так спасибо им за это огромное. А кому надо, тот знает, кто там живет и зачем.

– Сюда, Надя, полезай. Не бойся, не подломится. – Тетя Шура выглядывала с чердака и манила Надежду, с опаской пробовавшую ногой перекладину подозрительной, явно рассохшейся лестницы.

– Выдержит ли? – с сомнением протянула Надежда.

– Меня выдержала, так уж тебя точно выдержит.

Тетя Шура говорила вполголоса, чуть ли не переходя на шепот. Тайный характер предстоящего наблюдения обязывал ее даже в собственной бане разговаривать шепотом. Поднявшись по стремянке, Надежда оказалась даже не на чердаке, а на подобии чердака: когда тетя Шура закончила постройку своей знаменитой бани, плотник просто сложил на потолочные балки неиспользованные доски, да так они там и остались. На доски тетя Шура набросала сена, поверх постелила несколько половиков, старое одеяло, пару поношенных ватников – и получился великолепный наблюдательный пункт, откуда она могла в свое удовольствие и не без удобств наблюдать за ненавистными соседями, подогревая и без того люто кипевшую в сердце злобу.

Надежда примостилась рядом с тетей Шурой у самого чердачного оконца и взяла предложенный бинокль. Бинокль был отличный, армейский, такой Надежда раньше держала в руках всего раз в жизни. Тетя Шура ни в чем себе не отказывала, если дело касалось главной страсти ее жизни – ненависти к соседям.

– Смотри, Надежда, собрались уже антихристы, скоро начнут свою срамотищу!

Надежда поднесла бинокль к глазам и навела его на соседский дом.