– Пани Марта, я хотела сказать Малгожата, я опоздала на обед, – начала я.
– Пан Вацлав был очень не доволен! Он меня даже посылал за вами, но вас не было в комнате, – перебила меня Марта, повысив голос.
Меня это очень задело. Я не должна ни перед кем отчитываться. Да кто такой Вацлав, чтобы мне указывать, обедать мне или нет? Не он здесь хозяин! И не к нему я приехала!
Я тоже повысила голос и, едва сдерживаясь, произнесла:
– Пани Малгожата, я не собираюсь оправдываться ни перед вами, ни перед Вацлавом. Это исключительно мое дело, обедать мне или нет. Сейчас от вас требуется сделать бутерброд и дать его мне.
Марта широко раскрыла глаза и несколько минут молча таращилась на меня. Подозреваю, по значимости она считала себя третьей персоной после хозяина. Вторым, естественно, был Вацлав. Она демонстративно отвернулась и продолжила разговор с посудомойкой. Вот противная баба! Как будто меня здесь нет!
– Я жду, – напомнила я о себе. – Или мне сходить к пану Кисневскому и попросить у него кусочек хлеба?
Марта, не говоря ни слова, достала из холодильника сыр, ветчину, овощи и наделала мне гору бутербродов. Их было столько, что хватило бы на десятерых.
– Этого достаточно? – с издевкой спросила она.
– Спасибо, мне этого хватит до следующего дня, – с подчеркнутой вежливостью ответила я, а про себя решила, что, имея такой запас продуктов, на ужине не появлюсь. Даже если половину скормлю собаке, бутербродов останется в достаточном количестве.
Я схватила блюдо, гордо вышла из кухни и направилась на крыльцо.
– Барри! Мальчик! Иди сюда.
Пес тут же появился и стал в позу попрошайки. Его передние лапы почти лежали на земле, задние он слегка согнул, хвост вилял вправо-влево. Он так заискивающе смотрел в глаза, что не дать ему бутерброд было невозможно.
– На, возьми, мой маленький. – Я протянула ему один бутерброд. Кусок хлеба с ветчиной в мгновение ока исчез в пасти Барри.
– Хочешь еще? Ешь, мой хороший. Ты самый красивый, самый умный, – продолжала я разговаривать с собакой. – Самый преданный, ты один меня понимаешь.
Барри радовался каждому бутерброду и был ко мне щедр в проявлении чувств. Он визжал от радости и норовил лизнуть меня в лицо. Я так расчувствовалась, что чуть было не скормила ему все бутерброды.
– Все, на сегодня тебе хватит! Будет возможность – подкормлю тебя еще. – Я потрепала пса за ухом и с остатками провизии пошла к себе в комнату.
Глава 18
Остаток дня и вечер я провела тихо. На ужин демонстративно не выходила, я все еще злилась на Марту, да она меня вечером и не приглашала. Немного почитала, немного посмотрела телевизор. Мысли мои постоянно возвращались к вопросу: как мне выбраться из этого дома? Удрать-то просто! Никому я вроде и не нужна. Но все упирается в паспорт!
Я посмотрела на часы: было без четверти девять. Самое время звонить Алине. Я уже потянулась в сумку за мобильной трубкой, как услышала стук в дверь.
– Марина, открой. Это я.
Пришлось идти открывать Татьяне дверь.
– Как дела? – поинтересовалась я.
– Сейчас все расскажу. – Татьяна выглядела очень взволнованной. – Внизу творится что-то невообразимое. Ян в очень плохом состоянии, уже никого не узнает. Доктор еще пытается что-то сделать, но, по-моему, все напрасно. Возможно, это последние его часы. Спасибо тебе, Ян успел сказать, где прячет моего мальчика, с ним все нормально. Завтра поеду, заберу его.
– Хорошо, что с ребенком все в порядке. А как с моим вопросом? Где мой паспорт?
Ты нашла Никиту?
– Все по порядку. Только ты не волнуйся. Я не все тебе рассказала. На самом деле все намного запутаннее, чем тебе кажется. Что ты скажешь о Вацлаве? – Татьяна замолчала и посмотрела на меня.
– Ничего не скажу, кроме того, что он мне не нравится. Препротивный тип, – сказала я, не скрывая своей антипатии к этому человеку.
– Дело в том, что он не только правая рука Яна, но и… – здесь она сделала паузу, предполагая, что я задам вопрос: «А кто?».
– Татьяна, давай обойдемся без твоих театральных штучек. Быстро все рассказывай!
Ты мне все нервы измотала! – Я не могла скрыть своего раздражения.
– Он не только правая рука Яна, – как ни в чем не бывало продолжила Татьяна. – Но и племянник. Правда, не родной. Он сын двоюродной сестры.
– Ну, и какое отношение это имеет ко мне?
– Вообще-то прямое.
– Я тебя не понимаю.