Капкан для призрака

Дело в том, что накануне вечером Петрусенко рассказал Ермошину о том, что человек, известный им как Викто^р Замятин, – некто совсем другой. Рассказал и о выводах доктора Шульца, и о своих предположениях. Ему, конечно же, вполне хватало одного советчика – собственной жены. Но неожиданно возникшее чувство тревоги и ощущение того, что может понадобиться помощник в расследовании, подтолкнули Петрусенко к разговору с Ермошиным. Уж если кому здесь и открываться, то, без сомнения, летчику! Викентий Павлович знал, что Ермошин верный и ответственный человек, а в его смелости сомневаться не приходилось.

– Если я правильно понял, ты вспомнил что-то о Замятине?

– Да. Когда я здесь, в пансионате, только появился, он мне сказал, что помнит мое одесское соревнование с ван Коллемом.

– Ну и что? Я тоже хорошо его помню. Ты проиграл голландцу, но этого следовало ожидать, ведь ты давно уже не садился на велосипед, не тренировался. Я когда прочитал в газете, что вы будете на одесском ипподроме соперничать, очень удивился. Зачем ты, Сережа, согласился?

– Видите ли… Когда-то давно ван Коллем проиграл мне мировой чемпионат, был очень этим уязвлен. Вскоре захотел взять реванш, но я тогда уже пересел на воздушный шар и даже не думал о велосипеде. Потом – аэропланы… А где-то года полтора назад голландец приехал в Россию и стал трубить повсюду, что я его избегаю, боюсь… А у меня как раз простой был, я не летал. Вот и согласился.

– С этим понятно, – засмеялся Петрусенко. – Вернемся к Замятину.

– Вот что странно, Викентий Павлович! – Ермошин покачал головой. – Замятин знал о ван Коллеме то, что ему и знать-то не положено! Голландца поймали с фальшивыми долларами, вы, должно быть, в курсе? – И, увидев, что Петрусенко утвердительно кивнул, продолжал: – Когда из Одессы его везли в Санкт-Петербург, случилась катастрофа – на рельсах оказался разрыв, паровоз сошел, два вагона опрокинулись. В одном как раз и ехал ван Коллем, погиб он сам и один из сопровождающих его агентов. И в департаменте полковника Герасимова решили пощадить память ван Коллема, все-таки он был спортсменом с мировым именем и славой. Информация о фальшивых деньгах еще никуда не просочилась, и потому решили вообще ее не распространять. Мне же об этом лично рассказал сам полковник, мы с ним дружны, вы знаете… Так вот, этот… Замятин, оказывается, знал о фальшивых долларах! Он мне об этом сказал, что-то вроде: «Вы бы непременно взяли реванш, но голландец разбился, не повезло. А, впрочем, если бы и не разбился, то все равно бы уже не смог соревноваться с вами!» Я спросил его: «Почему?» А он засмеялся так по-детски, руками развел: «Так ведь его заловили с денежками фальшивыми! Где ни суди – у нас или в Голландии, все равно бы сел…»

– Так и сказал? Про фальшивые деньги?

– То-то и оно, Викентий Павлович! Конечно, может быть, он тоже с полковником Герасимовым дружит, но это вряд ли! – пошутил Ермошин. – Я ведь еще тогда сразу удивился: откуда ему знать? Но потом забыл, честно говоря, не придал значения… Другие заботы появились! Но как только вы вчера мне рассказали о том, что это – не Замятин, а самозванец и, скорее всего, преступник, что-то стало меня грызть, тревожить… А ночью я вспомнил этот разговор!

Петрусенко медленно поднял руку, приложил ладонь ко лбу. В эту минуту ему стало все ясно: все разрозненные факты и «мелочи» выстроились в стройный ряд или, может быть, в цепочку, где звенья так прочно связаны друг с другом. Рассказ Ермошина оказался последним, недостающим ему звеном. Оно замкнуло цепь, и Петрусенко понял все.

Он вспомнил вагон-ресторан международного экспресса, которым он ехал сюда, в Германию, своего попутчика и сотрапезника из министерства финансов. Действительный статский советник Шаврин… Они говорили тогда о группе удачливых и неуловимых фальшивомонетчиков и о том, что их следы потянулись сюда, в Германию! Появились фальшивые марки, немецкое правительство обеспокоено. Шаврин ехал в Берлин как раз по этому поводу… А здесь, в курортном Баден-Бадене, происходят таинственные и трагические события, которые как будто совсем не связаны с изготовлением фальшивых денег. Но вот выясняется: человек, скрывающийся под чужим именем, знал секретную информацию, связанную с фальшивыми деньгами…

И еще – Викентий Павлович только сию минуту вспомнил один эпизод! Он стоял на веранде, курил трубку и случайно слышал, как Лапидаров приставал к Грете. Что он говорил тогда девушке, уговаривая ее пойти с ним в его комнату? Да, он обещал ей дать много марок. «У меня много марок, я богатый»… Лапидаров повторил это несколько раз, и, восстанавливая в памяти интонации Лапидарова, Викентий Павлович даже кивнул головой. Да, Лапидаров говорил явно как человек, способный поразить своим богатством. Много наличных марок… Что ж, это дает повод кое-что предположить!