Келецкий вытер со лба испарину. Он еще тяжело дышал, но уже взял себя в руки, успокаивался. Пугать Лапидарова не стоит, еще полезет на рожон… Надо попробовать поговорить еще раз, убедить, что ли… Викто^р криво усмехнулся, вспомнив Витеньку Замятина. За все прошедшее время он ни разу не пожалел этого парня: необходимость есть необходимость! Он и Лапидарова приказал бы убить без колебания, но подлец нужен ему. И в самом деле: Лапидаров невероятно ловко манипулировал агентурной сетью. Впрочем, Келецкий не был бы настоящим руководителем, если бы и сам не знал всех своих агентов и каналы связи. Они его, конечно же, не знали, но он – другое дело. Так что при необходимости можно обойтись и без Лапидарова. Но – Келецкий откровенно признавался – это трудно. Агенты привыкли к Лапидарову, доверяют ему. Могут, коль произойдут перемены, переполошиться, исчезнуть… Да и раскрывать инкогнито перед столькими людьми очень опасно…
Как хотелось Викто^ру махнуть на все рукой, успокоить себя: «Да сколько нам здесь осталось еще быть – месяца полтора! Курортники разъедутся, и мы уедем. Ничего за это время не случится! Бог с ним, с Лапидаровым, пусть обдирает Лютцев…» Но он не мог позволить себе такой беспечности. И потом, грызло его подозрение, что от Лапидарова можно ждать и других сюрпризов… Келецкий решил предпринять контрмеры – обезопасить себя. А вдруг «Замятину» придется срочно исчезнуть? Не уедет же он, в самом деле, из города, не бросит своих подельщиков там, в замке! Нет, он придумал кое-что другое: остроумный, артистичный ход!
По его поручению Савелий нашел в городе еще одну квартиру. О, это было не просто! Да, многие гости уже покидали Баден-Баден – самое многолюдное курортное время миновало, – но приезжали другие отдыхающие, хотя и не таким наплывом, как в разгар сезона. Но Савелий постарался: самым наглым образом перекупил только-только освободившуюся квартиру у семьи, которая ждала этого, три дня живя в переполненном гостином дворе… Келецкий явился к хозяевам квартиры сначала в одном обличье, рассказал заранее сочиненную историю, а через день «приехал» уже совсем в другом образе… Его самого забавляла эта выдумка, он получал истинное удовольствие от своих мистифицированных преображений!
Но с Лапидаровым он и в самом деле еще дважды разговаривал: пытался доказать тому очевидные вещи. Добился совершенно обратного: Мирон решил, что он незаменим, а значит – неуязвим. К тому же, судя по всему, Лютцы его по-настоящему боялись, готовы были уступать во всем. И это тоже придавало Лапидарову наглой уверенности. Келецкий почуял: Лапидаров собирается выйти из дела! Но, хорошо зная своего помощника, Викто^р ни минуты не сомневался: просто так Мирон не уйдет! Он ненасытен, а шантаж для него – привычное дело… И все-таки Келецкий недоумевал: Лапидаров человек не глупый, неужели думает, что ему позволят выйти из игры? Да еще и отступного дадут? Впрочем, Лапидаров ведь не знает, что существовал такой – Витенька Замятин, не знает, что с ним случилось… Лапидаров не знает настоящего Келецкого – только приятного, оборотистого, компанейского человека, которого он, может быть, и опасается, но не боится. А напрасно! Ведь говорил же он ему когда-то, в самом начале: «Выйти из дела можно только на тот свет!» Забыл, забыл Мирон! А может, с самого начала не принял всерьез…
Нет, не сбылись надежды Викто^ра: события завертелись стремительно. В пансионате они старались поменьше общаться, словно недолюбливали друг друга. Поэтому однажды, на вечернем променаде в городском сквере Лапидаров подсел к нему на скамью, попросил угостить папироской и под звуки духового оркестра заявил:
– Как человек благородный, я тебя заранее предупреждаю: работаю, только пока мы здесь! Когда вы отвалите, я не поеду. Так что ищи мне замену – время есть…
Келецкий смотрел на него – самодовольного, нога на ногу… Медленно расправила щупальца и поползла к сердцу ярость, ощущаемая им как живое существо… Но он заставил ее замереть, спросил спокойно и даже как будто доброжелательно:
– Значит, все-таки хочешь домовладельцем стать?
Лапидаров обрадовался такому неожиданно дружескому тону. Ожидал-то он совсем другого, и как ни хорохорился, а все же побаивался Келецкого. Потому заговорил горячо, откровенно:
– Ты же умный человек, Викто^р! Ну скажи, ты бы упустил такой случай? Никто бы не упустил! Когда фартит – надо хватать двумя руками! И зубами!
– Когда фартит – никто в сторону не уходит! – Келецкий покривил в усмешке губы. – Твой самый крупный фарт был в том, что ты меня встретил и в мое дело попал!
– Верно, верно, – закивал Лапидаров и захихикал. – Мы хорошо заработали. И заметь – я рисковал в десять раз больше тебя! Ты – в стороне, тебя никто не знает, а я – вот он! Стоит кого-нибудь из наших гонцов замести, и сразу наводка на Лапидарова. Можно сказать – принимал огонь на себя!
Но тут Лапидаров стал серьезным, близко наклонился к лицу Викто^ра, так, что тому пришлось отстраниться.
– Я все время боялся, все время ждал: вот сейчас за мной придут!