Капкан для саламандры

Вставая по утрам, я неспешно одевалась и шла на кухню, где милая пожилая дама крайне благочестивого вида (кто бы мог подумать, что здесь такая найдется) кормила меня чудесным завтраком. И вот каждый раз спустившись по дальней лестнице и проходя короткий коридорчик до кухни, слышались мне невдалеке тихие всхлипы и как будто, шепот молитвы. Я старалась не обращать внимания. Все же понятно – бордель, не пансионат благочестивых девиц, от хорошей жизни работать сюда не пойдут. Мадам, конечно, никого ни к чему не принуждала, извращенцев не привечала и девочек своих уродовать не позволяла. Были они все хорошенькие и ухоженные, что куклы, потому и платили им прилично – по виду, что аристократка, но позволить может то, на что благородная не согласится. Но все же не все работали по зову тела и души, как говорится. Кто-то от безысходности и бедности. Так что лезть в чужую душу не хотелось. Я может и наследница богатых родителей и судьба меня пощадила в этом плане, но уже много лет жила лишь на честно (или нечестно) заработанное и, увы, раздавать деньги направо и налево помогая всем сирым и убогим не могла. Но каждый день ловить горестные самобичевания по утрам… И понятно же, почему для душевных терзаний такое странное время выбрано – в этот час никто кроме кухарки в доме обычно и не бодрствовал. А про то, что гостья в доме имеется, мало кто помнил.

В общем, на седьмой день душа поэта, как говорится, не выдержала. И решила я все-таки посмотреть, кто же это так убивается изо дня в день, а может и поговорить. Власти у меня, конечно, капля, но мало ли чем помочь смогу. Мышью скользнуть по сумрачному коридору на звук страданий – без проблем. Отыскать спрятанную под тяжелой бархатной драпировкой дверь и беззвучно открыть ее – расплюнуть. Даже внутрь проскользнуть не произведя ни звука мне удалось. А вот внутри я уже сильно удивилась.

Это оказалась молельня. Вот уж точно не то, что ожидаешь найти посреди гнезда разврата. Но маленькая комнатка, буквально два на два шага, вряд ли могла оказаться чем-то иным. Окно плотно занавешено, единственное освещение в комнате пропахшей благовониями – ветвистый канделябр. А рядом с ним на небольшой подставке аккуратная женская фигурка из чуть искрящегося белого камня – статуэтка Безликой матери – покровительницы женщин и хранительницы очага. Я даже как-то уважение к Мадам прочувствовала – пусть комнатушку выделили совсем маленькую, да и из всего пантеона место лишь для одной покровительницы, но ведь все равно не поленилась организовать. А вот девушка, склонившаяся в тихих всхлипах перед фигуркой, мне не понравилась. Не растрёпанным видом, опухшими от слез глазами или распахнутым халатом, под которым виднелась фривольная ночнушка. Не понравилась мне из-за небольшого ножа, который она, сжав двумя руками, прижимала к груди, заходясь в тихой молитве. Мда, удачно это ты Флора на огонек зашла.

Пока я размышляла, свалить ли по-тихому обратно или вырубить поскорее истеричку, неясно из каких целей с ножом обнимающуюся, девушка, словно что-то почувствовав, резко обернулась в сторону двери. С освещением тут было плохо, но все же комнатка была слишком мала, чтобы не заметить моего присутствия. Я только мельком успела отметить, что заплаканная мордашка мне чем-то знакома. Хотела уже приступить к тихим уговорам убрать ножичек подальше, но не успела.

Глаза почти мертвецки бледной блондинки распахнулись в ужасе, губы затряслись, и она, так и не поднявшись с колен, попыталась отползти от меня, но лишь уперлась спиной в постамент с богиней.

- Лика… — прошептала обескровленными губами. – Из безмирья пришла по мою душу… Лика прости меня, умоляю, не суди, — и снова затряслась в рыданиях.

Ну… тут и тупой бы сложил два и два, за кого меня могли принять в этой полутьме и с чего прощения вымаливать. Что я с размаху так опять проблем на свою головушку нашла ясно. И не хотела, а все равно в расследование влезла. И раз уж возмездие теперь неотвратимо, хотелось хотя бы получить за дело. Так что обмана я не погнушалась, предварительно, правда, заготовив связывающее заклятье в руке – с неадекватными девицами с ножом в руках, пусти и слабенькими, что птичка, стоит быть осторожной.

- За что ты так со мной… — просипела я, простирая к сжавшейся в комок блондинке руки, пытаясь изобразить потусторонний глас. Главное — ближе не подходить, чтобы лицо не разглядела, авось и разболтает все балда этакая.

- Прости, прости, — как заведенная повторяла девчонка, тараща безумные глаза.

Но мне-то не раскаяния нужны, подробности мне подавай.

- Я же тебя подругой считала… — просипела, добавив отчаянья в голос, искренне опасаясь переиграть, — а ты мне…по шее лезвием. Все в крови… хлюпает в горле…захлебываюсь – показательно закашлялась, — больно… за что?

Может и жестоко, но как оно еще девчонку разговоришь? Будем на психику давить. Благо, как выглядит перерезывания горла, я себе представляю.

Что тут говорить, раскололась девчонка как миленькая и минуты не прошло.