Капкан для скифа

— Все это, безусловно, хорошо, познавательно, но где же Майкл? — громко поинтересовался я у своего отражения в зеркале. — И о чем он таком важном хотел со мной поговорить?

Я, который за стеклом, пожал плечами:

— Не знаю. Позвонил около часа назад и сказал, что собирается выезжать. Скоро должен быть. Тогда все и выяснится.

— Перезвоним, поинтересуемся?

— Давай, — кивнуло изображение.

Отошел от зеркала и взялся за мобильный телефон. Внимательно выслушал металлически-вежливую женщину. Абонент оказался за пределами покрытия — скорее всего в метро, что было вполне логично — при такой встрече, я подумал о двух красивых бутылках водки, ждущих своего часа в морозильнике, машину брать совершенно не стоит. Она будет пресловутой третьей лишней.

Червь сомнения грыз меня сегодня весь день. С самого утра я не мог отделаться от чувства, что как-то по киношно-книжному варианту развиваются события последних суток. Особенно сейчас, ближе к вечеру, эти мысли становились нестерпимо назойливыми.

Выглядели они примерно так. Друг меня пригласил рассказать о своей беде. Я не стал мешкать и поспешил к нему. Встретились. Для проформы потрепались ни о чем. И вдруг, в силу независящих от него обстоятельств, Мишка был вынужден срочно уехать. Тема осталась невысказанной. Встречу перенесли на завтра.

На следующий день, то бишь сегодня, а конкретней, час назад мы созвонились, и Майкл пообещал приехать ко мне домой. Мало того, сказал, что выезжает. Уже прошло больше шестидесяти минут, а Майкла все не было. Плюс молчание его мобильного телефона. Вот тут-то и нашли себе пищу мои буйные фантазии, не давая покоя голове.

По всем законам криминально-детективного жанра Мишка не должен мне успеть рассказать о своих таинственных проблемах. А это значит, что ко мне он не доедет. А не доберется он до меня только в одном-единственном случае. Если его по дороге убьют…

— Бред, Скиф! Полнейший шизоидный бред! Глупости ты несешь несусветные. Паранойя это у тебя, а не законы жанра, — громко заявил я, пытаясь перебить навязчивые размышления, — займись лучше чем-нибудь общественно полезным. Салатик, например, порежь. Или яичницу поджарь. Сейчас приедет Майкл, а у тебя вся закуска в банках.

Заглянул в холодильник. Там все было в полном порядке. На взгляд закоренелого холостяка, разумеется. Консервы рыбные и ветчина в железных судочках. В литровой стеклянной банке соленья — ассорти — огурчики, помидорчики, перчик. В пол-литровой таре — грибочки соленые. Маслята. Сопливенькие, в соку. Красота. Сглотнул слюну. Палка сырокопченой колбасы воинственно, словно салютуя, торчит из пакета. Рядом в оберточной бумаге твердый сыр. Три тетрапака разного сока. Заглянул в морозильник — покрытые изморозью две поллитровки тоже никуда не делись. Они терпеливо готовились к ожидающей их участи.

— К приезду друга все готово. Салатик резать не из чего. Яичницу жарить… тоже смысла нет. Остынет моментально. Резать тем более ничего не стоит. Это дело шести секунд, — остановил я себя и добавил: — А то сожрешь все до Мишкиного прихода, продемонстрируешь гостеприимство. Аппетит-то уже нагулял — будь здоров.

Подошел к компьютеру, на мониторе которого светилась начатая партия в шашки Го. Я, от нечего делать, решил до приезда Майкла потренироваться с компьютером. Металлический ящик уже давно ответил на мой ход и терпеливо ждал. Я присел за электронную доску…

Увлекся я шашками Го давно, еще до армии. Чем-то привлекла меня эта экзотическая игра. История ее происхождения теряется где-то в глубине веков. Родиной шашек Го, по всей вероятности, был Китай. Во второй половине первого тысячелетия до нашей эры игра проникла по торговым путям в Японию и Корею. Само название «шашки Го» имеет японское происхождение. В Корее она называется «бадук», в Китае — «вей-чи». И вот, по прошествии нескольких тысячелетий, дошла эта игра и до нас…

Ссылок на нее в летописях хватало. Около двадцать третьего века до нашей эры, согласно легендам, жившие в те времена китайские императоры Яо и Шунь использовали игру Го (она тогда называлась Йи) для умственного развития своих весьма недалеких сыновей. Во времена Конфуция, то есть около пятисот лет до нашей эры, напротив, игра осуждалась и считалась глупым занятием. На рубеже нашей эры игра приобрела современный вид. В семьсот первом году Го признали неазартной игрой со всеми вытекающими последствиями.

Эта игра почему-то ассоциировалась у меня с чатурангой — любимой игрой карфагенского полководца Ганнибала. И это, несмотря на то, что чатуранга не имела, по большому счету, ничего общего с шашками Го и была ближе по своей смысловой нагрузке к шахматам. В моем восприятии чатуранга и Го стояли в одном ряду, видимо, из-за глубоких исторических корней обоих игр.

Я в детстве часто представлял себе Ганнибала — этого великого воина древности, одержавшего много славных побед, за доской благородного дерева, в задумчивости передвигающим фигурки, воплощая тем самым свои стратегические замыслы.