Капкан на честного лоха

Возможно, дефект. Возможно, литья. Но от этого объяснения не легче. А два дня назад старшие сыновья Антон и Леонид побежали на выстрел, грохнувший в березовых зарослях. Принесли Назара в избу. Живот младшего сына превратился в кровавое месиво. Он успел сказать отцу, что выстрелил в себя по неосторожности, поставил ружье с взведенными курками прикладом на землю, наклонился поднять выпавший пыж. То ли спусковой крючок за ветку зацепился, то ли что… Назар жил ещё три часа, успел принести покаяние и уйти в мир иной с чистой душой.

Вот так– то, беда одна не ходит, все одно к одному.

Сына по обычаю должны похоронить утром, до двенадцати часов. После выноса тела женщины, оставшиеся в доме, должна помыть пол, столы и посуду одной водой, затем затопить баню. Вернувшись с кладбища, родственники перед тем, как сесть за поминальный стол, обязаны помыться и сменить одежду. Копальщики уже вырыли могилу, положили на её дно поленья, но с погоста не имели права уходить всю ночь. Они ожидали похоронную процессию, жгли костер, стерегли могилу от беса.

Кожин закончил читать погребальный канон, отдал земной поклон. Набившаяся в комнату родня расступилась, отошла от гроба, потому что Кожин собрался зажечь кадило, покурить ладаном. Но тут перед домом громко залаяла чужая собака. Афанасий Петрович выглянул в окно. Занималось раннее утро, с неба падал крупный редкий снег. Все пространство двора сделалось белым.

Под крыльцом стояли военные в коротких серых бушлатах.

– Оставайтесь здесь, – из-под насупленных бровей старик сердито глянул на двух сыновей. – Поняли?

Кожин перекрестился, он не ждал, что погоня подоспеет так скоро.

* * *

Старик ещё раз повторил родне, чтобы все оставались в комнате, за порог ни ногой. Сам вышел в сени, надел тулуп. Он захлопнул за собой дверь, остановился на крыльце, столкнувшись с капитаном Аксаевым.

– Вы хозяин? – не представившись, спросил капитан.

Афанасий Петрович погладил ладонью седую бороду.

– Из староверов что ли?

Кожин молча кивнул.

– Мы ищем беглых зэков. Из колонии совершили побег три особо опасных рецидивиста.

– Рецидивиста? – переспросил Кожин, выставив вперед ухо, будто плохо слышал.

– На них крови – во, – Аксаев провел ребром ладони по горлу. – Настоящие звери, выродки. На воле они грабили, насиловали и убивали женщин и детей. И старух тоже убивали и насиловали.

– И старух? – снова переспросил Кожин, пряча в бороду усмешку, осуждающе покачал головой. – Надо же. Какие изверги.

– Вот именно, изверги, – кивнул Аксаев. – Заметили за последние часы что-то подозрительное? Кто-то приходил? Просил о помощи?

– Нет, никого тут не было, – твердо ответил Афанасий Петрович. – Ни души.

– Подумай, старик, хорошенько, – недоверчиво прищурился Аксаев. – Сюда нас служебная собака вывела. Сюда следы идут. Если мы установим, что преступники были здесь, обижаться тебе не на кого будет. Знаешь, чем дело пахнет? Тюрьмой. И длинным сроком.

Аксаев врал, брал старика на испуг. Собаки сбились со следа три часа назад. В половине третьего ночи пошел густой мокрый снег, покрывший собой всю равнину до горизонта.

Майор Ткаченко приказал держать прежнее направление, вдоль реки, на северо-восток. На жилища староверов поисковики вышли к утру, совершенно случайно. Вышли в тот момент, когда стало ясно, что забрели они куда-то не туда и, вероятно, придется возвращаться обратно, делать большой крюк, снова искать следы на речном берегу.

Аксаев, проклиная про себя упрямого тупого старика, нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Ну, что скажешь? – спросил он.

– Никто сюда не приходил, – ответил Кожин.

На крыльцо поднялся майор Ткаченко, потерявший терпение. Он оттеснил Аксаева плечом, сверху вниз глянул на старика, про себя решил, что дед – крепкий орешек.

Кожин спиной отступил назад, загородил собой дверь в дом.

– Как фамилия? – спросил Ткаченко. – Что там в доме?

– Кожин моя фамилия, – ответил старик. – У меня сын на охоте погиб. Утром хороним. Сейчас отпевание будет.

– Слушай сюда, дед, – сказал майор. – Дело серьезное. Мы обыщем твой двор, сараи и дом.

– На дворе ищите, – сказал Кожин. – И тех домах тоже ищите. Там сыновья мои с женами живут. Мы дверей не запираем. Не от кого запирать.

– А я осмотрю этот дом, – сказал Ткаченко.

– Сюда нельзя. Сейчас будут петь по пластырю канон «за единоумршего». Вы сможете войти только, когда вынесут гроб с покойником.

Когда старик смотрел на серые милицейские бушлаты, на форменные шапки и погоны, в его глазах загорался огонь бешеной ярости. Перехватив злобный обжигающий взгляд старовера, Ткаченко неожиданно для самого себя оробел, отступил на шаг.

Но тут Аксаев снова вылез вперед из-за спины майора, передразнил.

– Гроб с покойником… Мы вторые сутки на ногах, а ты гроб с покойником. Придурок чертов. Да что с ним разговаривать, товарищ майор? Разрешите начать осмотр помещений?

– Начинайте, – кивнул Ткаченко.

– А бумага у вас есть, чтобы обыск проводить? – крикнул с крыльца старик.