Капкан на Инквизитора (СИ)

- Говори, - приказал он венемейцу. Гость не внушал ему никакого доверия. Таких вестников де-принц только за сегодняшний день выслушал двоих. И всякий раз их «сведения» оказывались обманом. Но Седрик давно уже цеплялся за любую, даже самую призрачную надежду. – Что ты мне принес?

Венемеец бросил взгляд на десятника и, сделав шаг вперед, коротко поклонился.

- Приветствую ваше высочество, - старательно выговаривая слова, промолвил он. – Это ведь верно я слышал на рынке, что указавшему на место, где скрывается некая романская дева Марика, полагается четыре меры золотом?

Седрик так же коротко кивнул.

- Добавлю еще полумеру серебра, если Марика будет в добром здравии. Ты знаешь, где она?

Венемеец открыл рот, но вместо того, чтобы заговорить, хрипло закашлялся. Де-принц, морщась, терпеливо ждал завершения.

- Прошу прощения, ваше высочество. Я следую за вашим отрядом уже второй день. Едва успел нагнать… а ветра в Веллии суровы. Стало быть… если вы тверды одарить вестника…

- Если ты знаешь, где романка – говори, чтоб тебе провалиться! – не сдержавшись, гаркнул Седрик, с досадой треснув кулаком по столу. – Получишь золота столько, что не сможешь унести! Где она?

Венемеец бросил еще один беспокойный взгляд на подобравшегося десятника.

- Я… милостью Лея, я помощник палача, ваше высочество. Что при Ордене Инквизиции Ивенотт-и-ратта. Романку, которая… как это говорится по-ученому… проходила по документам, как Марика, доставили к нам почти два месяца назад. Ее… допрашивали на предмет обольщения вашего высочества при помощи магии. Она… созналась сразу в связи с вашим высочеством и утверждала, что ее ребенок – он, ну… - венемеец кашлянул. – Королевской крови. Но она не сознавалась в ведьминстве… ровно и в попытках… в попытках околдовать вас, ваше высочество. За два месяца она так и не созналась в том, что ведьма…

Помощник палача изменился в лице, умолкая. Седрик опомнился, стирая оскал, и возвращая морде хищного зверя, в которую превратилось его лицо, человеческие черты.

- Ее пытали? – негромко переспросил он, опустив голову и сжимая и разжимая пальцы в кулаке. – Два месяца?

Венемеец кивнул.

- Да, но она… не признала себя ведьмой.

Седрик прочистил горло.

- А… ребенок? – еще тише спросил он. – Она была в бремени…

- Пока цел, ваше высочество, - правильно понял его вестник. – Тока бы вам поторопиться. Ее арестовали по доносу, но суда не было. Свидетельство благородного мужа и… ее живучесть отставляют все сомнения в ее виновности. Опять же, главный свидетель – это вы, ваше высочество, а вас судьи… не решились пригласить на процесс… во избежание… недоразумений. Короче… решено ее сжечь без суда на Пустыре Очищающего Огня на третий закат после вынесения решения. Я, как услыхал, так и… ну, отпросился по семейным обстоятельствам. И – дунул за вами, ваше высочество. Если только… насчет награды…

- Сколько дней прошло после вынесения решения? – прервал его Седрик. Венемеец спешно кивнул.

- Два восхода, ваше высочество. Успеть будет трудно, даже если выехать прямо теперь. Собственно… казнь-то назначена на завтрашний закат.

========== - 34 - ==========

Альвах опять трясся в повозке. Повозка отличалась от той, в которой его доставили во двор крепости Ордена. Эта сверху была крыта кованой крышкой, из-за чего больше напоминала сундук. Щели между металлическими прутьями были до того узкими, что дорогу сквозь них было не разглядеть. Бывший Инквизитор сидел почти в полной темноте. Однако он и так догадывался, куда его везли.

Прошло три дня с принятия решения по его судьбе. Судьба ему была умереть на третий закат после вынесения приговора – таковы были правила Уложений. А значит, последнее, что дано было роману увидеть в его жизни, был Пустырь Очищающего Огня. Место за стенами Ивенотт-и-ратта, где уже много лет подряд принимали огненную смерть изловленные Орденом ведьмы.

Альваху не хотелось умирать. Теперь – больше, чем когда бы то ни было. Он любил затхлую темноту повозки, зверский холод, который впивался в его обнаженную кожу, и тряску на ухабах. Он любил даже свое несуразное, женское тело с выпиравшим и время от времени шевелящимся животом. Он готов был любить весь мир, если бы мир не пытался убить его.

Бывший Инквизитор жадно жил и не мог нажиться. В ожидании казни его охватило лихорадочное волнение. Он метался по клетке, то потирая озябшие плечи, то пытаясь рассмотреть что-то между кусками железа, из которых была сбита повозка. Заходившее солнце постепенно погружало мир Лея в сумерки, а вместе с тем в душу Альваха вползала тревога. Он знал, что ему назначено умереть после заката – и боялся этого.

Наконец, повозка остановилась. Взору романа, которого выволокли наружу, представилось обширное и плешивое место меж зимних холмов. По одну сторону дрожал в зареве уходящего дня Ивенотт-и-ратт. До ближайших домов города было не более нескольких сотен шагов. По другую тянулись покрытые голым лесом холмы с петлявшей между ними дорогой.