Охотник тоже отвернулся с досадой. Одним взглядом девушка сумела сказать ему больше, чем множеством слов. Ничего из того, о чем мечтал Ахивир, ей было не нужно.
Велл опустил голову и яростно заработал точилом. Романка продолжала вычесывать шерсть. Занятый работой и своими тягостными мыслями, Ахивир не сразу понял, почему вдруг до того сидевшая спокойно девушка вскочила на ноги. Когда он догадался посмотреть на едва заметную тропу, что вела от его дома к поселению, романки рядом с ним уже не было. Мгновением спустя хлопнула дверь.
Ахивир нехотя поднялся и прошествовал к изгороди. По тропе от поселения шли трое — двое мужчин и женщина. Он их знал — это были дети старосты Фидаха. Все трое были уважаемыми людьми, при семьях и многочисленном потомстве. О цели их прихода он догадывался тоже. Обычно ни с чем иным, кроме прошений, к нему не ходили.
Троица просителей остановилась, не доходя до изгороди. Лица у них были нарочито равнодушными. Ахивир знал, что им так же нравилось просить, как и ему — исполнять их просьбы.
— Милостью Лея, доброе утро, — все же поприветствовал он, несмотря на то, что солнце уже подводило мир к полудню.
— Здравия и удачи, мэтр Дубовик, — старший из трех, земледелец Уэрб, отвесил почтительный поклон. — Мы, это…
— Во имя Светлого, говори потише, — Ахивир покосился на прикрытую дверь в собственное жилище и неслышно вздохнул. — Ну, что там у вас опять приключилось?
— Ну так, как же… — красноречие старшего на этом поиссякло. Но его младший брат пришел на выручку, и вполне понятно закончил мысль.
— Зернянку мы посеяли, мэтр Дубовик, — он мотнул головой в сторону черневших полей. — Раннюю совсем. Но, ты сам видал небось, вчера и третьего дня на поле наших. Поля-то, почитай, от твоего дома — рукой подать.
— Ну, — хмурясь, подогнал Ахивир. Он еще раз оглянулся на свой дом, но романка не показывалась. — Посеяли, и что?
— Так ведь… снегу бы. Не сегодня — завтра будут морозы. Ежели не укрыть зернянку-то, как есть побьют.
Охотник взглянул в ясное небо, и его лицо тронула едва заметная тень раздражения.
— Вас что, вонючка искусала? — недовольно переспросил он. — Какие, к демону, морозы? Вся осень была такой теплой, что я и не упомню.
— Воглы летают низко уже третий день, — вмешалась молчавшая до сих пор женщина, поправляя меховой рукав. — Это к морозам. Надо укрыть поля пораньше. Ну, чего тебе стоит? Долю с урожая, как и договаривались… Там у тебя, сказывают, женщина проживает с недавних пор. Подумай — коли так, на следующую осень прибавится у тебя ртов. А там, даст Светлый, еще и еще… Остепенился ежели, так и думать про будущее больше должон, как муж, достойный перед Леем, что семьей отяготиться решил. Семейному в затворничестве не прожить, женке твоей смурно придется, как будешь прятать ее от людей и не велишь к прочим бабам-то ходить. А раз так — то сам мог бы посудить, чем своим-жешь помочь, а не ждать, что клянчить придут. Ты — нам, мы — тебе. Кажный раз так ломаешься, будто тебе оно всамделе в тягость.
Мужчины молчали, не перебивая сестру и, видимо, втайне одобряя ее связные речи. Ахивир морщился, слушая, но не перебивал. Выслушав до конца, тяжело вздохнул.
— Ладно, — через силу пробормотал он и, все-таки, опять оглянулся на дом. То, что его женитьба на прекрасной романке была делом решенным в глазах однопосельчан, неожиданно прибавила настроения. Похоже, все уже знали и ожидали этого события, и в этом свете оно могло свершиться гораздо скорее. К тому же, нежелание романки идти за него он измыслил сам, не перекинувшись с ней даже словом. Вполне возможно, девушка была просто скромна от природы и ожидала решительности от мужа, сама не смея показать своей привязанности ни единым взглядом.
Какой-то голос внутри тут же указал ему на полную нелепость предположения. Но Ахивир от него отмахнулся.
— Ладно, — повторил он уже не так хмуро. — Будет вам хоть дождь, хоть снег. Когда это нужно?
— Стало быть, ежели твоя милость будет еще и дождь сотворить — лучше прямо сегодня, под вечер, — снова вмешался старший брат. — Все ж последний ясный денечек. Перед зимой, то есть. А завтра, с утречка, уже и снежок. Но, ежели морозы ударят ночью — сам понимаешь…
— Я понимаю, — Ахивир склонил голову, глядя себя под ноги. — Но тогда и у меня будет просьба. Я… через седмицу-другую наберу шкур для твоей лавки, почтенный Нехтан. Хотелось бы взамен несколько мотков красного легонка — на наряд для жениха и желтого — для невесты. Милостью Лея, и в самом деле женюсь этой зимой.
— Конечно, мэтр, — младший сын старосты позволил себе понимающе усмехнуться. — Желтого у меня нет, но через две седмицы — точно будет. Самого лучшего для тебя, господин Дубовик.
— Хорошее дело затеял, — женщина одобрительно кивнула. — Сколь можно бобылем по лесам-то шастать. Милость Лея на тебе.
— Милость Лея, — откликнулся Альвах, провожая взглядом уходивших посельчан. Потом спохватился и бросился в дом.
Романка сидела на ложе, скрестив на коленях руки. По ее лицу трудно было понять, слышала она разговор или нет. По ее лицу трудно было понять что-либо всегда.