Капкан супружеской свободы

– Ты только представь себе, Ксюха: специальная номинация Венецианского фестиваля, сотни экспериментальных театров со всего мира, лучшие театральные имена! А я не уверен на этот раз – нет, не в спектакле, но в труппе, в ребятах… Что-то не то творится у нас в последнее время…

Он осекся, не желая полностью посвящать жену в то, что происходило у него в театре – и происходило, пожалуй, прежде всего по его вине, – но Ксения, словно не обратив внимания на его нечаянную оговорку, осторожно заметила:

– Мне кажется, ты напрасно так нервничаешь. Да и тебе ли беспокоиться об уровне труппы? Ты был с ребятами в Авиньоне, был в Стретфорде-на-Эйвоне, объездил чуть ли не всю Европу – и никогда, нигде ни одной осечки!

– Но уровень, статус, ответственность! Нет, ты не понимаешь, – он почти сорвался на крик, но усилием воли приказал себе задавить его, замолчать, остановиться. Затронутая тема была слишком болезненной для Алексея, и жена слишком мало знала об истинном положении дел в театре. Поэтому, боясь, что не сможет сдержаться, он резко отошел от окна и сделал вид, что углубился в изучение разложенных на кровати документов.

– Я все понимаю, – успокаивающим тоном произнесла Ксения. – Я понимаю, что ставки слишком велики: тебе уже есть что терять, твой возраст и уровень известности уже не позволяют бездарных промахов, и любая ошибка будет воспринята как конец твоей творческой молодости. Исписался, изработался, закончился как режиссер… о, я знаю, что говорят в таких случаях! Но все-таки ты слишком взвинчен. Успокойся, остановись. Все будет как надо. Ты сделал хороший спектакль. Это говорю тебе я – я, твоя жена. Поверь мне…

Ему стало стыдно за свою вспышку. Ксюха права: спектакль был хорош… Он знал это так же твердо, как и то, что сумеет рано или поздно все исправить в своей профессиональной жизни, вернуть ситуацию в труппе к исходному статус-кво, избавиться от косых взглядов и двусмысленностей. Сумеет… когда-нибудь. Но не сейчас. А Италия была уже сейчас – вот она, рядом, завтра, вечерним рейсом…

Легкое прикосновение прохладных пальцев Ксении к его щеке вернуло Алексея на землю.

– Ты будешь очень занят вечером? Сумеешь отвезти нас в аэропорт?

– Конечно, конечно, – торопливо проговорил он, удерживая руку жены рядом со своим лицом, – репетиция закончится часа в четыре; я дал ребятам время, чтобы собраться и отдохнуть перед завтрашним отъездом.

И, поколебавшись немного, добавил:

– Пожалуйста, береги себя и Наталью. Я… буду очень, очень скучать по вас.

Ксения молча кивнула. Задержала взгляд на его лице, чуть-чуть улыбнулась озорно и насмешливо, как частенько улыбалась в их ранней юности, и вышла из спальни, оставив за собой слабый аромат духов, тихий отзвук шагов и растворяющийся в воздухе призрак разлуки.

Глава 2

– Свет! Свет на сцену! Вы что там все, заснули?!

Алексей отшвырнул в сторону зажигалку, которую в течение всей репетиции крепко сжимал в руках, и напряженно подался вперед. Финальная сцена спектакля плохо давалась его ребятам; ему казалось, что они грешат в ней ложным пафосом и ненужной многозначительностью. А тут еще помощники дали неверный свет, и конец вовсе оказался смазанным…

Соколовский вез в Италию лирическую балладу о двух влюбленных, и если можно было чем убить его спектакль – так это как раз дефицитом искренности и дешевым «перебором». На протяжении сорока минут на сцене были только герои, два стула и зонтик. Этот зонтик то укрывал героев от дождя, то разделял их в минуты ссоры своим сложенным острием, как когда-то меч целомудрия разделял Тристана и Изольду в средневековом романе, то становился для них качелями, на которых влюбленные уносились навстречу мечте и радости. Зонтик парил над сценой куполом чудесного парашюта, сверкал остро отточенным наконечником в луче света, падал вниз, внезапно складывая крылья, как гигантская бабочка, и однажды… просто ломался, как всегда ломается любовь. Эта тонкая, поэтичная история была хороша и по замыслу, и по сценарию, и по режиссуре – но ее надо было и хорошо сыграть.

Сейчас, глядя на своих ребят, Алексей вновь мысленно перебирал в памяти все те события, которые привели его к этому спектаклю и к грядущему фестивалю. Сам некогда бывший талантливым и непростым в работе актером, Соколовский всегда знал, чего он хочет, умел выстроить любую роль как броское цветовое пятно – и до безумия конфликтовал с режиссерами, которые пытались подчинить его творческую индивидуальность себе и своему собственному видению спектакля. Он ссорился, рвал отношения, менял театры, обвинял уважаемых в театральной среде лиц в непонимании и банальности и в конце концов, как и следовало ожидать, заслужил репутацию капризного и непредсказуемого человека, хотя при этом и яркого, профессионального исполнителя.