Капли битого стекла (СИ)

- Проблема в том, что рассказывать просто нечего, - пояснила Минс, вновь отворачиваясь в сторону бегающих мальчишек в форме, - я не помню ничего из своего прошлого. Я в стенах Бримстоуна практически с самого рождения. Они и воспитали из меня убийцу.

- Ты совсем ничего о себе не знаешь?

- Я даже не уверена в том, что Минс – моё настоящее имя, - выдохнула дампир. – Я знаю лишь сухие факты: моя мать – вампир, которая оставила меня на пороге Общества, умирая. Говорили, что за ней велась охота, будучи беременной её убили какие-то чистокровные вампиры, но она успела спасти меня. Отца я не знаю. Только то, что он человек.

- Ты не жалеешь?

- Я не умею жалеть призраков, и именно поэтому я учила тебя всему.

- Ясно.

Рейн сжала руки в кулаки; она не думала о том, что Минс действительно поделится фактами из своей жизни, но они оказались какими-то сухими, совершенно безжизненными, словно… вся эта трагедия и боль, которую она не стала нести многими годами, вовсе не существовала. У полукровки была похожая ситуация, однако свою вендетту она продолжала тащить на плечах, потому что… Потому что не хотела, чтобы аналогичной судьбы постигли другие, как она, как её братья и сёстры. Мору получилось сберечь, но кто знал, насколько были глубоки психологические травмы, и во что они могли со временем выльется. Рейн ненавидела своего отца и клялась отомстить ему любой ценой, и наверно только с его смертью она могла выдохнуть спокойно.

А Минс?.. Полукровка посмотрела на неё, представляя наставницу на своём месте. Искала бы она мщения, зная, как с ней поступили, как она была зачата? Забыла бы, что была крысёнком, изгоем в обществе, ищущим в малом возрасте ночлег, питающимся помоями, изредка – корками хлеба, чтобы как-то выжить; загнанный в угол зверёк, навсегда запомнивший вкус первой крови, который до сих пор – при живых воспоминаниях – отдавал тошнотворной горечью. Рейн передёрнула плечами, обнимая себя, совсем не ожидая, что Минс подойдёт ближе, толкнёт бедром, пытаясь отвлечь её от неприятных мыслей и хоть как-то вернуть в строй.

Тяжёлые шаги набатом прозвучали далёким отстранённым эхом.

- Не бери в голову, - она ободряющей похлопала Рейн по плечу, - мы просто по-разному видим суть вещей.

- Возможно, - согласилась полукровка, - но…

- Может, когда-нибудь ты поймёшь, - пресекла Минс попытку закончить предложение. – Но сейчас у нас есть задачи важнее.

- Да, конечно, - Рейн вновь вернулась за наблюдением марширующих новичков.

Она словно боялась посмотреть на Минс, продолжавшей выглядеть серьёзной, пусть и поделившейся с ученицей чем-то родным и сокровенным. Она почти как робот – рассуждала полукровка, - не зная, в какую чашу весов склонить собственное согласие. Каждый нёс свой крест, и почему-то дампиру казалось, что наставница скрывала что-то особенное, с кем не хотела делиться, пытаясь сохранить в себе бушующего внутреннего демона, сейчас мирно спящим вместе со старыми воспоминаниями.

Рейн иногда хотелось, чтобы и у неё было вот так: не знать, с чего начался её путь охотника за вампирами. Не знать, как именно она появилась на свет.

Не знать всего, от чего сердце бешено стучало в груди.

Но, наверно, она должна благодарить Кейгана за другие вещи: за то, что у неё были прекрасные сёстры, что она встретила на своём пути замечательного человека, за то… что всё происходило вот так. Однако полукровка не могла пересилить себя и сказать то самое «спасибо», даже мысленно, потому что…

Потому что лицо матери, застывшее ужасом, она запомнила на всю жизнь.

Как и вкус её крови, которую она попробовала, когда он убил её на глазах маленького ребёнка.

На её глазах.

Рейн выдохнула; они вместе с Минс наблюдали за тем, как Гитлеровская Германия пыталась подняться, повести молодых немцев к победе. Но чем выше они на данный момент находились, тем больнее потом будет падать. Простая истина, которую никак не изменить.

Как и смерть Кейгана, которого полувампир обязательно найдёт и уничтожит.

========== -27- ==========

- А славная была битва, фройлян, уф, - выдохнул сквозь зубы Зигмунд, когда игла вошла под кожу.

Рейн не ответила: она зашивала свежую рану на спине, толстыми нитями словно создавала узор – столь крепкий, что больше не обнажит глубокий алый порез. Немцу было странно: раньше он никогда не проигрывал – все битвы происходили играючи, он сам забавлялся, считая, что враги – просто нарисованные мишени, и бумерангом каждому из них хотелось отсечь головы, набивая в мыслях очки; даже тогда он соперничал с братом, который всегда выходил победителем в схватке, догадываясь, что старший близнец попросту ему уступал.

Симона здесь не было: он уехал с Морой – молодые люди желали немного постранствовать, посмотреть новые места; почти свадебное путешествие – про себя ухмыльнулся Зигмунд, и снова выгнулся в спине, почувствовав острую точечную боль. Не думал немец, что, будучи вампиром, будет ощущать на себе слабости смертных.

Но ради Рейн всё это стоило того.