Капли корсара

Сразу же за дверями начиналась широкая мощеная дорога в обе стороны полукругом, уходящая вдаль, а за ней начиналась огромная парковая зона с не вероятным разнообразием цветущей и благоухающей растительности. Все это не было бы удивительным, если бы над головой было небо, а не каменный потолок с хитроумным искусственным освещением. Нигде не было видно ни каких опор и поэтому представить, как это все держится и не падает на голову, было вне понимания изумленного Григория.

— Я знал, что Вам это понравиться, — радостно проговорил Ян Генрихович, — все впервые попадающие сюда всегда удивляются, а некоторые спустя даже годы боятся сюда приходить из-за боязни, что весь этот огромный потолок может на них свалиться. Чудаки. — А знаете, — что бы усилить впечатление, произнес доктор, — что над нами еще двенадцать этажей, на каждом из которых такие же огромные парковые массивы, — и он с любопытством взглянул на Григория, ожидая от него ответной реакции.

— Двенадцать? — Григорий действительно попытался себе представить всю грандиозность этого сооружения, но его мысль оборвал, резвящийся, как ребенок Ян Генрихович.

— Да, да двенадцать, вы не ослышались. Двенадцать этажей сверху и еще столько же снизу, так, что мы с вами сейчас находимся в самом центре нашего уникального здания, так сказать, в святая святых. Медицина, как вы сами понимаете, — добавил он многозначительно….

— Уж не о ваших ли садах рассказывала Шахерезада, — пытаясь скрыть свое смущение, с трудом представляя всю грандиозность этого сооружения, попытался спрятаться за шутливым тоном Григорий.

— Вы шутите — это хороший признак. Мне вообще нравятся люди, которые умеют шутить и удивляться. На мой взгляд, такие люди способные оценить идею или восхититься делом рук другого человека соответственно сами способны к созиданию. Не правда ли коллега? — Ян Генрихович как-то исподволь перешел от мальчишеской веселости к философскому настрою в беседе. — Давайте прогуляемся вдоль вон того пруда, я там очень люблю бывать вечерами. Опять удивил?

— Там где нет неба, а солнце заменяют тысячи электрических светильников, наверное, трудно себе представить вечер? — Григорий произнес это с некоторой иронией, но и это "некоторое" точно попало в цель.

— Я не перестаю вами удивляться Григорий Алексеевич. Вы как будто сразу же пытаетесь "зрить в корень". Как вам это удается. Из тысячи вариантов выбрать самый важный и главный?

— Мы не так давно с вами знакомы уважаемый Ян Генрихович, а вы мне отвешиваете такие не заслуженные комплементы. Вряд ли я похожу на всезнающего умника, знающего, где корень. Я, пожалуй, всю свою жизнь только и делал, что его искал, — перебрасываясь фразами, они пересекли мощеную дорогу и углубились в парк.

Григория действительно потрясал окружающий вид. Полное ощущение идиллии с мелькающими в воздухе разноцветными бабочками, стрекозами, качающимися на стеблях осоки, густо растущей около пруда. Ощущение абсолютной реальности и только взор в сторону каменного неба возвращает к мысли, что это все дело человеческих рук, от чего с одной стороны это становиться еще более грандиозным, а с другой несколько утрачивает свою прелесть, размывая краски некоей искусственностью окружающего.

— На счет неба вы, безусловно, правы, — произнес доктор, присаживаясь на скамейке, под кустом цветущего жасмина. — Здесь единственно чего мне не хватает так это только неба, но я вас уверяю, что вечером, когда освещение практически выключается, — доктор чуть понизил голос и стал говорить как-то вкрадчиво, словно делясь с Григорием каким-то очень важным секретом. — Все большие лампы гаснут, верхнее перекрытие становится серым и тогда оно становится похожим на вечернее сумеречное небо, а крошечные светильники, точь в точь, как первые звезды. Я вам покажу его, конечно если вы этого захотите, — говорил он рассматривая маленький островок посередине пруда, на котором два лебедя попеременно расправляли белые крылья.

— Могу ли я вам задать вопрос Ян Генрихович? — спросил Григорий, вдруг почувствовав в душе какую-то не ясную, едва уловимую тоску.

— Да. Безусловно. Спрашивайте. Я готов вам все рассказать.

— Ян Генрихович, — Григорий чуть задумался, — у меня сложилось впечатление, что вы здесь днюете и ночуете. — Неужели для вас работа так важна, что вы не в состоянии выбраться на свежий воздух к настоящему озеру под голубым небом, по которому плывут настоящие белые облака?

— Ну, что я говорил. Вы однозначно "зрите в корень". То о чем вы спрашиваете, мы с вами обсудим чуть позже, но главное это то, что я действительно полностью поглощен своей работой и днюю, как вы выразились, и ночую именно здесь.

— И давно вы так себя мучаете? — Григорий посмотрел на доктора.

— Мучаюсь? Отчего же позвольте вас спросить? Я, уважаемый Григорий Алексеевич не мучаюсь, я живу. Живу так, как могли бы позавидовать миллионы и миллионы людей на этой планете.