Капли теплого дождя

И он побежал со всей мочи. А верховой только и ждал этого. Но разве Степу догонишь? Да и страх придал силы. Вот и понесли ноги, от земли приподняли. Правда, лошадь тоже быстрая, резвая, да и выслужиться, видно, хотела. Она не бежала, прямо летела по воздуху, и Степа слышал уже храп за спиной. Верховой громко свистнул, и это еще подхлестнуло. Вот и лесок, вот и спасение — какой конь побежит на березы. Степа оглянулся — верховой стоял в нерешительности. Но вдруг заметил бабушку Татьяну. Да и как не заметишь. Она стояла с тележкой посреди самого поля, оцепенела. И верховой хлестнул лошадь и прямо на бабушку. Та схватила тележку и побежала. Откуда сила взялась — верховой не догонит. Может, не догонял специально, а потешался? Над кем и потешиться, как не над старым и малым. Наконец, догнал, кнутом замахнулся — и бабушка присела, как подрубили. Но он не хлестнул, а захохотал. Даже Степе издали слышно, какой густой, пьяный смех. Даже лошади стало стыдно, она понурила голову и обреченно мотала хвостом. Но это длилось недолго. Верховой гикнул и поскакал. Бабушка медленно поднялась, оглянулась и опять присела на землю. Когда Степа подошел, она плакала:

— Изъедуга проклятой!.. Это Ванька Демидов, объездчик. Нальет глотку и ездит. И стегат кнутом нашего брата. Таких и в армию не берут чё-то. Говорят — больной, больной, а вино халкать — здоровой… — последние слова она уже сказала твердо, спокойно. Поднялась на ноги и взглянула на Степу.

— Я жо за тебя напужалась. Думаю, Ванька догонит — захлестнет с первого раза. А у тебя ноженьки-то добро бегают. Вот и гляди, что слабой, худой… — она засмеялась и похлопала его по спине.

— Ничё, придем сичас, каши наварим, пшеничку-то Ванька не вытряхнул. Вот и будет каша да пишша наша… — и опять смеется бабушка Татьяна.

А сверху уже посыпался дождь. Но дождик был медленный, теплый.

— Поди грузди пойдут? Как думашь, Степа, — пойдут?..

Он хмыкает, улыбается, головой крутит растерянно. И хочется признаться в чем-то добром и ласковом, но бабушка уже зовет его на дорогу.

Она идет теперь бодрее, уверенней и блестят радостью совсем молодые глаза. А по земле и по небу — по воздуху стелются такие цветочные запахи — то задышали все травы, цветы и деревья. Дотронулся дождик, и задышали. Пройдет дождь, и все еще оживет и поднимется — еще долго до зимы, до первого холода. А бабушка думает, что ей далеко до смерти. Потому и заблестели глаза.

Вот что Степе внезапно вспомнилось. Уже и бабушки нет давно, уже много дней прошло в его детской веселой жизни, а не забудутся те часы. Этот теплый медленный дождичек. Этот внезапный испуг от Ваньки Демидова — и спасение. Не забудется и дыханье осенних полей и дыханье бабушки. Потом все это вместе сольется в одну тихую и родную музыку. Она будет в Степе до последнего дня.

Смешные дела

Много во время войны и смешного было. Не все рыданья да слезы. Человек поплачет, потом посмеется, глядишь, и уровнялась жизнь.

Возле Сосновки протекала река. Это был знаменитый Тобол. В реке водилась разная рыба — окунь, щука, чебак. И берега у Тобола были песчаные, ровные, летом хорошо здесь купаться, хорошо и белье хозяйке постирать — подходы к воде наделаны и плотики есть.

Многих лучше плавал Толька Жучок. И не только плавал. Он мог и донырнуть почти до середины. Но однажды его сильно обидели. Пришла Лушка Лагутина на реку, смотрит: Толька купается возле самых плотиков. И одежонка тут же лежит на песочке. Тогда не купались в трусах да в плавках, а купались голые, в чем мать родила. Лушка ненавидела Тольку из-за сына. Очень много у ней накипело: Толька в школе был старостой и не спускал ни одной проделки Кольке Лагутину. Бывало, что и кулаки применял — надо же наказывать хулиганов. Вот об этом, наверное, Лушка вспомнила, когда увидела Тольку Жучка. А голос все равно ласковый, покоряющий:

— Говорят, Анатолей, ты сильно ныряшь?

— Могу показать! — он сразу обрадовался. Каждый любит, чтобы его похвалили. На том человек стоит.

— Покажи, Толенька, покажи!..

И Толька нырнул. А Лушка белье его в руки сцапала и навязала узлов. Намочила их да песочком присыпала. Сейчас и взрослый мужик не развяжет, так плотно слилась материя.

Толька вынырнул почти на середине и рукой машет, ждет похвалы.

— Молодец, Толенька! — кричит Лушка, поднимает ведра и уходит с реки.

Толька подплывает к плотику и выходит на берег. Взял одежду, а одеться не может. Попрыгал, попрыгал и присел на корточки. Стал зубами развязывать, но разве узлы развяжешь. А Лушка еще не зашла в улицу, с водой-то быстро не попадешь. И вдруг она оглянулась — не утерпела. И тут же Толька принял решение:

— Тетя Луша, ты деньги выронила!

Лушку как током ударило, сразу ведра на землю поставила. Знал, на чем сыграть, Толька. Он опять повторил:

— Ты деньги выронила!!

А Лушка уже бежит к плотику.

— Отдай деньги! Где деньги?

— Развяжи белье, так скажу.

Она уж коромыслом на него замахнулась, но он в воду прыгнул, отплыл и снова свое:

— Развяжи, тогда скажу, где твои деньги…