Капля бога (сборник)

И много лет спустя умирающая Ева, лежа на смертном одре, окруженная детьми и внуками, в очередной раз поразится этому непроходящему ощущению своего одиночества и вспомнит почему-то сорванный ею с дерева лист, оторванный от целого, изуродованный ее проснувшимся любопытством… И посмотрит на детей и внуков своих, в каждом увидев этот лист… Но – поздно уже будет что-то менять. И только вспомнит она: «И будете вы – как Бог» и заплачет тихо последними своими слезами над ошибкой своей и над Божьим проникновенным: «Неслухи вы, неслухи…»

Но сейчас, в одиночестве этом, как будто бы испугавшись глобального какого-то ощущения малости своей, уязвимости своей в масштабах этой планеты, Адам, бодрым голосом, каким и будут потом во все века говорить мужчины со своими женщинами, пытаясь скрыть страх и неуверенность, сказал:

– И правильно сделали, что из Рая ушли…

И сам смутился от этого «ушли», потому что – разве уходили они? Разве был у них выбор – быть там или уйти? Их выставили из Рая, как нашкодивших детей, какими они и были. Но только разве нашкодившие дети хотят признаваться в том, что были неправы?..

Но Ева помогла ему, помогла, охотно поддакнув ему, поддержав его мысль, чтобы скрыть от самой себя ощущение своей вины, ошибки своей, когда взяла она в руки яблоко и Адаму его предложила. И теперь по глупости своей, сидит тут в одиночестве на огромной этой и такой страшной этой огромностью планете.

– Мы здесь будем как Боги, Адамчик, как Боги, – заговорила она быстро, как бы уговаривая себя и его. Как с малым дитем разговаривала, успокаивая его, поглаживая. Как и будут потом все женщины на этой планете разговаривать со своими мужчинами, делая вид, что не замечают их слабости и сомнений.

– И правильно, что ушли. Правильно, – продолжила она все так же успокаивающе. – Зачем нам этот Рай… Нам и тут будет хорошо…

Но слова ее не успокоили Адама.

То, что он чувствовал сейчас – было страшно и огромно. После Рая, где он был частью прекрасной и совершенной картинки, частью прекрасного пейзажа, частью целой и законченной системы, элементом ее, гармонично вплетенным во все сотворенное Богом, – защищенным и любимым, – пустота, оторванность и беззащитность были так огромны, что хотелось свернуться комочком и заскулить, как скулят брошенные щенки, призывая мать. Но только разве мог он, мужчина, показать настоящие свои чувства перед женщиной?

– Ну и пожалуйста, – тихо произнес он, отходя от Евы, – не очень-то и нужно… – Сказал с упрямством, как говорят малые дети, чтобы не признаться в своей ошибке. – Ну и без Бога обойдемся… И без Рая Его… Мы тоже… Мы – не то, что другие! Мы – люди! А человек – это… – И слов он не мог подобрать, чтобы объяснить, что такое человек…

– Человек – венец природы! – вдруг нашел он нужные слова. И даже приободрился, когда произнес их. – Сам Бог так сказал: «Человек – венец природы!» – уже уверенно произнес Адам. – А значит, и место наше не там, потому что мы – особенные…

– Мы и сами будем как Бог… Будем – как Бог! – произнес он уже громко и вверх посмотрел: мол, слышал?..

…Он – слышал. И услышав в очередной раз глупое это и напыщенное «венец природы», только головой помотал да рукой взмахнул: мол, вот уж глупость несусветная! Вот куда человека гордыня доводит.

И подумал удивленно: не успели из Рая уйти, не успели начать жить умом, как уже в глупости и гордыне погрязли.

«Человек – венец природы!» – с иронией подумал Он.

Да, Он сам так сказал, сотворив человека последним, замыкая им череду своих творений. И смысл этого «венец» и был именно такой – последний, замыкающий.

Как последний элемент целого здания. Как часть его. Одна из деталей. Всего лишь часть, всего лишь деталь – не важнее других. Просто – замыкающая целое. А он – вот как повернул…

– Да… – подумал Бог печально. – Вот он как повернул… Ну, что ж, посмотрим, посмотрим.

Хотя что тут было смотреть, когда и так уже было ясно, к чему это приведет. Понятно Ему было, что бывает, когда малое несмышленое дитя начинает считать себя венцом природы и вести себя как Бог…

…Он, человек, все перекопал, все переломал на этой планете в детском своем любопытстве.

Он все перерыл, ища ответы на вопросы, которые не давали ему покоя: «Из чего все сделано? Что можно из этого сделать? Что можно еще придумать? А что можно усовершенствовать?»

И он придумывал и придумывал своей неуемной головой, придумывал то, что придумывать было не надо, – иначе бы все это уже придумал Творец.

И спустя века – жил в своем придуманном мире, с придуманными условностями, сидел и жирел от того, что мало двигался, в придуманном им автомобиле в пробках, задыхался в парах придуманного им бензина, жил в придуманных им жилищах, сделанных из придуманного им бетона и химикатов, ел придуманную им искусственную еду. И считал себя венцом природы, совершенствующим мир.